— Ах ты, нищий, бродяга! Жалкая тварь! Куда же ты обратишься, если я лишу тебя своего покровительства? Кто накормит тебя, кто приютит тебя на ночь?
— Пусть это вас не тревожит, господин Калум-Бек, — упрямо возразил Саид, — будьте здоровы, вы меня больше не увидите.
Сказав это, он бросился бежать, а Калум-Бек, онемев от удивления, уставился ему вслед. На другое утро, хорошенько поразмыслив обо всем случившемся, он разослал своих посыльных и велел им во что бы то ни стало выследить беглеца. Долго они напрасно искали его, но, наконец, один из них вернулся и сказал, что видел, как Саид, базарный слуга, вышел из мечети и отправился в караван-сарай. Но он совершенно неузнаваем, одет в красивое платье, у него сабля и кинжал за поясом и великолепный тюрбан на голове.
Услыхав об этом, Калум-Бек разразился проклятиями и воскликнул: «Он обокрал меня и на эти деньги нарядился, он одурачил меня!» Потом он побежал к начальнику полиции, а так как было известно, что он родственник Мессура, главного евнуха, то ему легко удалось заполучить от него несколько полицейских, чтобы вместе с ними арестовать Саида. Саид сидел перед караван-сараем и преспокойно договаривался с одним купцом, встреченным им там, о путешествии в Бальсору, в родной свои город, как вдруг на него напали несколько человек и, несмотря на его сопротивление, связали ему за спиной руки. Он спросил их, что дает им право на такое, насилие, и те отвечали, что это совершается от имени полиции и его правомочного повелителя Калум-Бека. Одновременно подошел и злой старикашка, стал издеваться и насмехаться над Саидом, запустил руку к нему в карман и с криком торжества вытащил, к великому изумлению окружающих, большой мешок с золотом.
— Смотрите! Все это он постепенно наворовал у меня, негодяй! — воскликнул он, и люди с отвращением глядели на пойманного и восклицали: «Такой молодой, красивый, а уже испорченный! В суд его, в суд, пусть отведает палочных ударов!» Полицейские потащили его, и огромная процессия людей всех сословий примкнула к ним. Они кричали: «Смотрите вот красавец-слуга с базара; он обокрал своего хозяина и сбежал от него; он украл двести золотых!»
Начальник полиции встретил пойманного с мрачным лицом; Саид попробовал защищаться, но чиновник приказал ему молчать и выслушал только маленького купца. Он показал ему мешок с деньгами и спросил, не у него ли украдено это золото; Калум-Бек клялся, что это так, и хотя эта ложная клятва и помогла ему присвоить себе золото, но красавца-слугу, которого он ценил в тысячу золотых, ему не удалось вернуть, так как судья сказал:
— По закону, который несколько дней тому назад по воле моего державного господина, калифа, стал еще суровее, каждая кража, превосходящая сто золотых и совершенная в пределах базара, карается вечной ссылкой на пустынный остров. Этот вор попался очень кстати; он пополнит собой число таких молодцов до двадцати; завтра мы погрузим их на барку и отправим в море.
Саид пришел в отчаяние, он умолял чиновника выслушать его, позволить ему сказать калифу только одно слово, но тот оставался неумолим. Калум-Бек, сожалевший теперь о своей клятве, также просил за него, но судья остановил его:
— Ты получил свое золото и можешь успокоиться; ступай домой и веди себя смирно, не то я за каждое противоречивое слово оштрафую тебя на десять золотых. — Озадаченный Калум замолчал, судья сделал знак, и несчастного Саида увели.
Его бросили в мрачную и сырую темницу; девятнадцать горемык уже лежали там на соломе и встретили своего товарища по несчастью грубым хохотом и проклятиями по адресу судьи и калифа. Как ни ужасно представлялось ему будущее, как ни угнетала мысль быть сосланным на необитаемый остров, его все же утешало сознание, что на другой же день он покинет эту тюрьму. Но он жестоко ошибался предполагая, что его положение на корабле будет лучше. На самое дно трюма, где нельзя было выпрямиться, столкнули всех двадцать преступников, и там они толкались и дрались из-за лучших мест.
Подняли якорь, и Саид заплакал горькими слезами, когда корабль тронулся и повез его вдаль от родины. Только раз в день давали им немного хлеба, фруктов и глоток пресной воды, а в корабельном трюме было так темно, что каждый раз, когда пленников кормили, приходилось приносить огонь. Почти каждые два-три дня кто-нибудь среди них умирал, — так зловреден был воздух в этой плавучей тюрьме, и Саид уцелел только благодаря своей юности и железному здоровью.