— Чудеса! — ответил писец. — А все-таки хотелось бы мне поглядеть на великолепное убранство и на шейха, как он грустит среди всего этого великолепия, но, главное, хотелось бы мне послушать рассказы его невольников.
— Ничего не может быть легче, — ответил старик. — Надсмотрщик над рабами в его доме с давних пор мне приятель и всегда в этот день устраивает мне местечко в зале, где, в толпе слуг и друзей шейха, один человек пройдет незамеченным. Я поговорю с ним, может быть, он впустит и вас. Вас ведь всего четверо; как-нибудь устроим; приходите в девятом часу сюда, на площадь, и я передам вам его ответ. — Так говорил старик; юноши поблагодарили его и удалились, снедаемые любопытством посмотреть, как будут справлять этот день.
К назначенному часу они пришли на площадь перед домом шейха и встретили старика, который сказал, что надзиратель над рабами разрешил провести их. Он пошел вперед, но не по богато убранным лестницам и не через главные ворота, а в боковую калиточку, которую тщательно запер за собой на замок. Потом он повел их по разным галереям, пока они не попали в большую залу. Здесь было полно народу: и именитые мужи в богатых одеждах, и друзья шейха, пришедшие утешить его в его скорби, я невольники всех племен и народов. Но у всех на лице была печаль, ибо они любили своего господина и скорбели вместе с ним. В конце залы, на роскошном диване, восседали самые знатные друзья Али, и невольники прислуживали им, Около них на полу сидел шейх, ибо, в своей скорби по сыну, он не хотел сидеть на праздничном ковре. Он подпер голову рукой и, казалось, мало внимал словам утешения, которые нашептывали ему друзья. Напротив него сидело несколько стариков и юношей в невольничьей одежде. Старик поведал своим юным друзьям, что это рабы, которых сегодня отпускает на волю Али-Бану. Среди них было и несколько франков, и старик обратил особое внимание юношей на одного из них, отличавшегося писаной красотой и молодостью. Всего несколько дней тому назад шейх купил его у тунисского работорговца за большие деньги и все же уже сегодня отпускал его на волю, ибо он верил, что чем больше франков отправит он обратно на родину, тем скорее вызволит пророк из неволи его сына.
После того как всем разнесли прохладительные напитки, шейх подал знак надсмотрщику над рабами. Тот поднялся, и в зале воцарилась глубокая тишина. Он стал перед невольниками, которых должны были отпустить на свободу, и сказал явственным голосом: «Слушайте, рабы, отпускаемые нынче на волю по милости моего господина Али-Бану, александрийского шейха, соблюдите обычай, и пусть каждый, как полагается в этот день у него в доме, что-нибудь расскажет». Они пошептались между собой. Затем заговорил старик-невольник и повел свой рассказ.
Карлик Нос
Господин! Как не правы те, что думают, будто только во времена Гаруна ар-Рашида, владыки Багдада, водились феи и волшебники, и даже утверждают, будто в рассказах о проделках духов и их повелителей, что можно услышать на базаре, нет правды. Еще и в наши дни встречаются феи, и не так давно я сам был свидетелем одного происшествия, в котором принимали явное участие духи, о чем я и поведаю вам.
В одном крупном городе любезного моего отечества, Германии, много лет тому назад тихо и мирно жили сапожник с женой. Он сидел целый день на углу улицы и латал башмаки и туфли и даже тачал новые, если кто доверял ему эту работу, — но в таких случаях ему приходилось покупать раньше кожу, потому что он был беден и не держал запасов. Жена его торговала овощами и плодами, которые разводила в садике за городскими воротами, и люди охотно покупали у нее, потому что она одевалась опрятно и чисто и умела красиво разложить и показать лицом свой товар.
