Еще быстрее, чем он пришел, пустился Петер в обратный путь. В лесу становилось все темнее, деревья кругом росли все чаще, и ему стало вдруг так страшно, что он со всех ног бросился бежать; и только когда вдали услыхал лай собак и вскоре затем увидел среди деревьев дымок какой-то хижины, он немного успокоился. Когда же он подошел поближе и разглядел людей в хижине, он по их одежде убедился, что со страху бежал в противоположном направлении и, вместо того чтобы придти к стекольным мастерам, прибежал к плотогонам. Люди, жившие в хижине, были дровосеки: старик, его сын — хозяин и несколько взрослых внуков. Они приветливо встретили угольщика Мунка Петера, попросившегося к ним на ночлег, не спрашивая, откуда он и как его зовут, угостили его яблочным вином, и вечером подали на стол большого глухаря — любимое кушанье шварцвальдцев.
После ужина хозяйка с дочерьми уселись с прялками вокруг большой лучины, огонь которой дети поддерживали душистой еловой смолой; дедушка, гость и хозяин курили и глядели на женщин, парни же занялись вырезанием из дерева ложек и вилок. Снаружи в лесу завывала буря, неистовствуя среди елей; изредка слышались особенно сильные удары, и то и дело казалось, что надламываются и рушатся целые деревья. Бесстрашная молодежь хотела было бежать в лес, смотреть на это ужасное и прекрасное зрелище, но дедушка строгим голосом и взглядом остановил их: «Никому не посоветую совать сейчас за дверь свой нос, — крикнул он внукам, — видит бог, кто выйдет, тот не вернется — ведь это Голландец Михель сколачивает этой ночью новое звено для своего плота».
Дети уставились на старика; верно, они уже слышали о Голландце Михеле, а теперь стали просить деда еще раз и побольше рассказать о нем. Петер Мунк, который по ту сторону леса только смутно слыхал о Голландце Михеле, примкнул к ним и спросил старика, кто этот Михель и откуда он. «Он господин этого леса, и, судя по тому, что вы, несмотря на ваш возраст, об этом еще не знаете, вы живете за еловым холмом или еще дальше отсюда. О Голландце Михеле я расскажу вам, что знаю и что говорит о нем предание. Лет сто тому назад, так, по крайней мере, рассказывал мой дед, далеко вокруг не было на свете народа честнее шварцвальдцев. Теперь, с тех пор как в стране завелось столько денег, люди пошли нечестивые и дурные. Молодые люди танцуют и поют по воскресеньям и ругаются самыми ужасными словами; прежде же было иначе, и, загляни он сейчас вон в то окошко, я все равно скажу, как всегда говорил, — Голландец Михель причина этой порчи. Итак, сто лет тому назад, а то и больше, жил богатый лесоторговец, у которого было много рабочих; он вел торговлю вплоть до самого Рейна, и дело его преуспевало, так как он был благочестивый человек. Как-то вечером подошел к его двери мужчина, каких он прежде не видывал. Одет он был как шварцвальдский парень, был на целую голову выше всех, и никто бы не поверил, что может быть на свете такой великан. Он попросил у лесоторговца работы, а лесоторговец сейчас же увидал, что он сильный и годится таскать тяжести, назначил ему жалованье, и они ударили по рукам. Михель был работником, каких тот лесоторговец и не знавал. При рубке дров он мог сойти за троих, и когда шестеро волочили один конец бревна, другой он нес один. С полгода он рубил деревья, а потом предстал перед хозяином и заявил ему:
— Довольно я здесь рубил дрова, — теперь мне хочется поглядеть, куда идут мои стволы; одним словом, не отпустите ли вы меня разочек с плотами?
Хозяин отвечал ему:
— Я не хочу становиться тебе поперек дороги, Михель, раз тебе хочется поездить по белу свету; хоть для рубки леса мне и нужны сильные люди вроде тебя, а на плотах все дело в ловкости, но на этот раз пусть будет по-твоему.
И так оно и было; плот, на котором он должен был плыть, состоял из восьми звеньев, а последнее звено — из огромных строевых балок. Но что же случилось? Накануне отплытия длинный Михель притащил еще восемь балок к воде, и таких длинных и толстых, каких никто еще не видывал, и каждую он нес на плече с такой легкостью, словно это был обыкновенный багор, — так что все ужаснулись. Где он срубил их, до сих пор никто не знает. А у лесоторговца, как он это увидел, взыграло от радости сердце, ибо он высчитал, сколько эти балки будут стоить; но Михель сказал: «Вот на этих я отправлюсь и сам, — на тех щепочках я плыть не могу». Хозяин хотел подарить ему в знак благодарности пару сапог, какие носят плотогоны, но он отбросил их и принес откуда-то другую пару, какой нигде не достать; мой дедушка уверял, что они весили, по крайней мере, сто фунтов и длиной были в пять футов.