— Мне многое известно, — отозвался старик каким-то нехорошим голосом. Угрожающим, я бы сказал. — Рассуди сам, вернёшься ты домой с этим Павлиновым, — он пренебрежительно кивнул на саркофаг в форме подиума, — а там твой отец. Что ты ему скажешь? Двум папам в одном доме, между прочим, не место.
Точно! Старик сто тысяч раз прав. Я же совсем об этом не подумал! Ведь как отнесётся мой папа к приходу нового? Это ясно как день — отвратительно он отнесётся! Вспомнить хотя бы Просперо Гонзалеса — мой отец конкуренцию не приемлет ни под каким соусом! Тем более под соусом из нового папы.
Выход один — подписывать контракт. Ради папиного же блага. Ничего, полежит в папатеке чуток, отдохнёт, выспится на всю оставшуюся жизнь. А что? Эта мысль мне начинала нравиться всё больше и больше. Это же выход, грандиозный выход из моего ужасного положения! От проката выиграют все: я, папа, папатекарь, Павлинов, в конце концов! Это же… Это же всё равно что летние каникулы посреди зимы! То есть осени, но не суть.
— Считайте, что мы договорились! — решительно сказал я и размашисто подписал последнюю страницу договора.
— Хороший мальчик, — выдавил из себя полусантиметровую улыбочку старик. Он нажал какую-то кнопочку на стене, и оттуда тотчас выдвинулся ящик. Господин Бенджамин аккуратно положил в него контракт, и ящик захлопнулся. — Теперь ты на всех законных основаниях являешься полновластным обладателем отличного нового папы. Прими мои соболезнования.
— Вы хотели сказать поздравления? — поправил я.
— Именно вот, — опять невразумительно заговорил старик.
— Послушайте, а как быть с моим папой? Мне его когда к вам привести?
— Волнуйся не. Уладили мои помощники всё уже.
— Да? Ну в таком случае я пошёл. Вы мне не завернёте нового папу? — пошутил я.
Но старик не рассмеялся. Он даже не улыбнулся краешком губ, хотя вообще-то после подписания контракта полагается радоваться и жать друг другу руки.
В общем, он вытолкал меня в коридор, даже не позаботившись о том, как я найду дорогу назад. Сказав лишь, что новый папа будет ждать меня дома по прибытии.
Он ещё что-то такое сказал, но я уже не разобрал. Да и, признаться, мне было всё равно. Поскорей хотелось попасть домой, поесть, поспать и начать новую жизнь.
С новым папой.
Глава 4
Самая котлетная
— Витя, вставай! — услышал я. — Не то проспишь школу!
Я моментально открыл глаза и всё понял. Я понял, что ночью мне приснился кошмарный сон. Очень натуральный, надо сказать: я до сих пор был в поту, а уши горели, как будто меня за них выдрали.
Мне сразу стало легче: выходит, никакой ссоры с папой вчера не было? Значит, я ему ничего лишнего не наговорил? Или всё-таки наговорил, а потом уснул и сейчас проснулся?.. Где-то в животе шевельнулась совесть — надо пойти всё-таки извиниться.
Когда я умылся, оделся и, полный самых благих намерений, прошёл на кухню, меня там поджидал сюрприз.
Стоя у плиты, в мамином красном фартуке и в её же бигуди, папа варил гречневую кашу. Помилуйте, во-первых, мой папа понятия не имеет, как варить кашу. Однажды он попытался её сварить, но чуть не сломал себе руку и не сжёг весь подъезд. Во-вторых, при чём здесь мамин фартук? И, в-третьих, на чём держатся бигуди?! Мой папа лысый, в отличие от меня! Хотя уже нет — я провел рукой по своей лысине и спросил:
— Папа, в чём дело?
И тут он обернулся.
Это был не мой папа.
Это был Павлинов.
Лев.
Клементьевич.
Я чуть не упал, но вовремя схватился за спинку стула. Я сел, здраво рассудив, что в ногах правды нет, и отчаянно замотал головой. Но когда я снова на него посмотрел — Павлинов никуда не исчез. Он мне радостно улыбался и подмигивал.
— Стакан воды натощак, — сказал он мягким, словно булочка, голосом, — придаст тебе сил. А ложка рапсового масла повысит упругость кожи. — С этими словами он протянул мне стакан и ложку и снова на меня счастливо уставился.
От неожиданности я всё быстро выпил и съел. Хотя кожа у меня, кажется, и так упругая.
— Каша гречневая, вуаля! — весело рассмеялся Павлинов, ставя передо мной крошечную тарелку с кашей. Мы из неё иногда кормим синичек.
Я молча взял ложку и попробовал его стряпню. Каша была несолёная и несладкая.
— А можно сахара? — попросил я. — Или соли?
Павлинов ожесточённо всплеснул руками:
— Витя! Это же белая смерть! Мы с тобой, Витя, ведём здоровый образ жизни, разве ты забыл, Витя? Кушай, а потом побежим, Витя, в школу.