Глава 6
Занятия у Лэкси Хьюби закончились в восемь вечера, и к Трой-Хаусу она подъехала в половине девятого. Был прекрасный вечер, правда, безлунный, ветер раскачивал деревья, сбрасывая с них редкие засохшие листья. Дом был погружен во мрак; хрупкая фигурка помедлила мгновение около машины, потом дверца автомобиля захлопнулась, и единственный источник света иссяк.
Уже подойдя к крыльцу, Лэкси остановилась и прислушалась: из сада доносились какие-то звуки. Вглядевшись в темноту, она заметила, как шевелятся кусты и чья-то тень то замирает, то снова начинает двигаться.
— Хоб, это ты? — тихонько позвала Лэкси. И тут же улыбнулась, поняв, что ее предположение было верным — над кустарником показались уши старого ослика, едва различимые на фоне сумрачного неба.
В следующую секунду чья-то рука опустилась на ее плечо. Лэкси вскрикнула и обернулась.
— Простите, мисс! — Это был констебль Дженнисон, гриндейлский полицейский. Его квадратное лицо даже вытянулось от беспокойства. — Не хотел вас напугать. Мне велели не спускать глаз с Трой-Хауса, а тут появилась машина, вот я и решил взглянуть на нее поближе. Вы ведь мисс Лэкси? Миссис Брукс предупредила о вашем приезде. Она ушла около часа назад, сказала, что старая леди крепко спит.
Лэкси пришла в себя.
— Очень хорошо. Выпьете чашку чая? — обратилась она к Дженнисону.
— Нет, спасибо. Я должен вернуться в Гриндейл-Инн. Там сегодня первый тур соревнований по дартсу.
— Ожидаются беспорядки?
— Нет, нет. Я участвую в соревнованиях. Спокойной ночи! Попозже загляну сюда еще раз.
Лэкси открыла дверь ключом Ломаса. На кухне ее ждала записка от миссис Брукс, в которой говорилось, что снова приходил доктор, мисс Кич приняла снотворное и заснула, а доктор обещал прислать завтра сиделку. В постскриптуме сообщалось, что все животные накормлены и, даже если они будут выражать неудовольствие, на них не стоит обращать внимания.
Прочитав записку, Лэкси улыбнулась. Она хорошо знала миссис Брукс и поняла, что Дженнисон ушел со своих соревнований по метанию дротиков именно по ее просьбе — проверить, явится ли Лэкси в Трой-Хаус. И эта просьба была для Дженнисона поважнее, чем приказ Дэлзиела обеспечить безопасность дома.
Лэкси поднялась в большую спальню, в которой когда-то спала тетя Гвен и которую теперь занимала мисс Кич. Ощущение было не из приятных — в сумраке легко можно было представить, что на кровати лежит ее тетя, хотя между ней и мисс Кич было мало внешнего сходства.
Лэкси уже собралась выйти из спальни, когда ее остановил слабый голос: «Кто здесь?»
— Это я, мисс Кич, — отозвалась она. — Я, Лэкси. — Девушка зажгла лампу на тумбочке возле кровати, чтобы мисс Кич могла ее увидеть.
— О, Лэкси! Маленькая Лэкси! — словно бы обрадовалась больная. — Который теперь час?
Лэкси ответила.
— Хорошо, что ты пришла навестить меня. Все становятся такими хорошими, когда человек болен. Все забывается — и симпатии, и антипатии…
Лэкси не знала, что сказать.
— Может быть, выпьете горячего вина? — предложила она.
— Нет, спасибо. А вот немного тоника не помешает.
Лэкси налила ей из бутылки, стоявшей тут же, возле кровати. Это был слабоалкогольный напиток, но девушка подумала, что он не повредит мисс Кич, иначе доктор велел бы убрать его из спальни. Потом она помогла ей сесть в кровати, подложив под спину подушки. Тело мисс Кич было маленьким и хрупким, от нее пахло лавандой и старостью.
Пила она с жадностью, но не без изящества, согнув мизинец, что должно было, видимо, подчеркнуть ее утонченность.
— Налить еще?
— Нет, спасибо, дорогая. — Она поставила стакан на тумбочку.
— Вы будете спать или, может быть, хотите послушать радио?
Мисс Кич улыбнулась в ответ, ее улыбка была похожа на слабый болотный огонек на темной глади воды.
— Ты никогда меня не любила, правда?
Лэкси не сразу нашлась, что ответить.
— Нет. Не очень, — наконец, произнесла она.
Мисс Кич беззвучно засмеялась.
— Ты всегда была маленькой дурочкой. Нет, не так. Ты была застенчивой, тихой и запуганной. Но если уж решалась на что-то, то шла до конца.
— Неужели?
— О да! Я помню, как однажды мы хотели посадить тебя и Джейн на Хоба. А Хоб закричал, и этого было достаточно, чтобы Джейн больше ни разу и близко к нему не подошла. Ты же падала с него раз десять, и ничего. Поднималась и снова требовала посадить тебя на Хоба. А твое решение сменить имя! Какое-то время мы продолжали называть тебя Александрой, тяжело отказываться от старых привычек. Но ты была настойчива. Мы могли звать тебя Александрой хоть до самого вечера, а ты только делала вид, будто не понимаешь, к кому это обращаются. И все из-за сына миссис Хьюби, я угадала?
И опять Лэкси задумалась.
— Вы правы, — сказала она, словно что-то вспомнив. — Я никакого значения не придавала тому, что меня зовут так же, как ее сына. Но однажды — это было в воскресенье, когда мы обычно ездили в Трой-Хаус на чай — я отказалась туда поехать — у меня было много домашних дел. Что тут началось! Папа пришел в бешенство, кричал, что я заблуждаюсь, если всерьез думаю, что он по своей охоте туда ездит. Он, дескать, бывает в Трой-Хаусе с единственной целью — обеспечить будущее нашей семьи. Тетя Гвен обидится, если я не приеду, я единственная, к кому она по-настоящему привязана, потому что я разбираюсь в музыке и зовут меня так же, как и ее пропавшего сына. Мне это никогда не приходило в голову! Так вот почему меня нарекли Александрой — родители просто-напросто хотели умаслить тетю Гвен. Пришлось изменить имя. Джейн всегда звала меня Лэкси, с раннего детства. Уж это имя было мое собственное, и ничье больше.
Мисс Кич забормотала, погружаясь в сон:
— Да, это ты, Лэкси… твое собственное имя… ты сама… это подарок… как милость Божья… драгоценный… драгоценный…
Ее глаза закрылись. Из-под ресниц выкатилось по слезинке, которые можно было принять за старческую слезоточивость, если бы они не блестели так ярко, как слезы молодой женщины, охваченной горем.
Вскоре мисс Кич заснула.
Многие в ту ночь тоже говорили и слушали, просыпались и вновь засыпали. Рози Паско, довольная тем, что ей удалось криками заманить к себе отца, поздно вернувшегося домой, заснула, убаюканная его бессвязным монологом:
— Я не пойму, что происходит, малышка. Сержант Уилд — помнишь, до того некрасивый, что при виде его тебя всякий раз разбирал смех, — оказывается, он гомик. Наверное, он стал таким, потому что люди наподобие тебя смеялись над ним. Это кого хочешь сведет с ума. Элли, твоя мать, помнишь, та, с короткими волосами, говорит, что я один такой недогадливый. Она, дескать, давно знала, что Уилд — гей. Толстый Энди говорит то же самое. А я — зажатый в том, что касается чувств, во мне сидит внутренний цензор — твоя мать так говорит. Конечно, это помогает не свихнуться при моей работе, но и делает меня ущербным. Ты думаешь, твоя мать права? Я действительно в чем-то не такой, как все? Что ты сказала? Не заниматься самокопанием, а рассказать тебе, как продвигается дело об убийстве Понтелли? Видишь ли, малышка, оно двигается медленно, но все же я близок к цели. Кажется, я знаю, что происходит, только не могу в это поверить. Это прямо история моей жизни, малышка. История моей жизни!
Звонок у порога звонил долго и настойчиво, и сержанту Уилду пришлось открыть дверь. Он был уверен, что это Паско. Однако вместо него весь дверной проем занимала грузная фигура Дэлзиела.
— Паско зайдет навестить тебя завтра. — Суперинтендант словно прочитал его мысли. — Я велел ему идти домой. Питер, оттого что не может помочь тебе, чувствует себя таким виноватым, что, боюсь, приди он сейчас сюда, то предложил бы тебе свой зад в искупление вины. И никому из вас от этого не стало бы легче…
Уилд готов был врезать Дэлзиелу по носу, но вместо этого вдруг еле заметно улыбнулся. Толстяк был прав. Меньше всего Уилду сейчас хотелось поплакаться кому-нибудь в жилетку.