Фея покопалась в ней, достала бархатный мешочек, из мешочка — серебристый футлярчик, из футлярчика — стеклянный пузырек, который и вручила Геле:
— Вот, выпей это.
— А что это? — Геля не нашла на пузырьке надписи «яд», но мало ли.
— Самсонит. Тройчатка. Блицэффект.
Люсинда, конечно, снова разозлится, но любопытство пересилило страх, и Геля упрямо спросила:
— А можно подробнее?
— Самсонит, так называемый биохимический медиатор знаний, изобретен более двухсот лет назад Самсоном Спайком. Усовершенствован в секретных лабораториях Ротвеллера, а тот препарат, что ты держишь сейчас, — моя разработка, основанная на методике пенетрационного изучения иностранных языков.
— Какого-какого?
— Пенетрационного, то есть проникающего сразу в кору головного мозга, — объяснила Люсинда. — Как я уже говорила, учебная программа в гимназии едва ли затруднит тебя. За одним небольшим исключением — иностранные языки. Поля Рындина изучала французский и немецкий, а ты их не знаешь и вряд ли сможешь выучить за несколько недель. А с помощью этого препарата мгновенного действия…
— Я буду знать немецкий и французский? Просто так, без всяких уроков? Круто!
— Конечно, учитывая обстоятельства, без этого можно было и обойтись. Однако не стоит привлекать к твоей персоне излишнее внимание. Но если ты не хочешь…
— Я выпью, выпью, — торопливо заверила Фею девочка. — А эти знания — они навсегда или только на время… командировки?
— Навсегда. Считай это маленьким подарком от фирмы.
— Немецкий! Французский! Вау! — Геля отвинтила крышечку и поднесла пузырек к губам.
— Немецкий, французский и русский, — уточнила Фея.
— А русский-то зачем? — удивилась Геля, успевшая проглотить похожий на микстуру от кашля препарат. — У меня по русскому «отлично».
— О реформе русского языка 1918 года слышать приходилось?
— Н-не помню…
— Изменились правила правописания, были исключены буквы «ять», «фита» «и десятеричное»… Впрочем, лучше наглядно объяснить. — Фея снова покопалась в сумке, достала какую-то электронную штуковину вроде телефона, что-то там настроила и протянула Геле: — Вот, читай.
На экранчике высветились строчки:
— Понятно, — Геля вернула Фее игрушку, — так я точно не смогла бы.
— Еще вопросы есть? — едко поинтересовалась Фея.
— Merci beaucoup. Pas de questions[1], — ответила без пяти минут гимназистка Рындина, хихикнув от удовольствия.
— Très bien[2]… Однако времени осталось совсем немного. — Фея озабоченно сдвинула брови. — Ладно, делать нечего, придется тебе самой там разбираться. Я уж больше ничего не успею рассказать. Разве что самые общие сведения о домашних Поли… Закрой глаза, расслабься и слушай. Молча!
Геля поворочалась с боку на бок в кровати, обняла подушку и послушно зажмурилась.
— Итак, отец Поли, Рындин Василий Савельевич, сорока шести лет, врач Мясницкой полицейской части. Мать, Аглая Тихоновна, тридцать девять лет…
— А Полина мама где работает? — спросила Геля.
— Нигде не работает. Спи. Горячева Анна Ивановна, девятнадцати лет, кухарка…
Как в пьесе, — подумала Геля. — Действующие лица: Поля Рындина, гимназистка. Василий Савельевич Рындин, ее отец, врач… Кухарка еще какая-то… Просто умереть-уснуть…
Часть вторая
Глава 1
Геля старательно зажмуривала глаза, но уснуть все равно не получалось. От запаха луговых трав щекотало в носу, она едва сдерживалась, чтобы не чихнуть, да еще и мысли в голову лезли всякие щекотные — а что же Люсинда замолчала, вдруг сама уснула?
Подавив смешок, девочка приоткрыла глаза, ожидая увидеть прикорнувшую в кресле Люсинду, но тут же села в кровати, испуганно озираясь.
Никакой Люсинды не было. И кресла не было. И вообще — комната, в которой она находилась, была абсолютно незнакомой.
Палевые обои с гирляндами бледных роз. Желтовато-зеленые занавески, отороченные помпончиками. Под окном — письменный стол. На нем глобус, лампа с зеленым абажуром, стопка книг. Слева от окна — зеркало в темной ореховой раме и небольшой комодик.
Скрипнула дверь, стала медленно отворяться, и Геля молниеносно прикинулась дохлой лисицей — разметалась на постели, уткнувшись носом в подушки.