Согнулся пополам, жалостно застонал.
— Врача надо! — вскинулся Ластик. — «Скорую помощь» или как она тут у вас называется! Я сейчас!
Повернулся бежать на Маросейку, но воришка схватил его за рукав.
— Куды, скаженный? Глянь, чего покажу.
Он засунул себе пальцы в рот — глубоко, по самое запястье. Вытащил — между большим и указательным была зажата цепочка. Потянул — и между зубов появилась золотая луковица, влажно заблестела на солнце.
— Правда проглотил! — ахнул Ластик.
— Это что. Я, если надо, могу полшпаги проглотить, — похвастался трюкач, вынув часы изо рта. Протянул пятерню. — Поручкаемся? Петух.
Когда Ластик понял, что мальчик так знакомится и что Петух — это его кличка, то ответил на рукопожатие и улыбнулся:
— А я Эраст.
— Ух ты, на кой у тя железки во рту? — уставился на брэкеты Петух.
— Это чтобы зубы выпрямились.
— А-а. Слышь, Эраст-грош-подаст, у тя звон есть?
— Что?
— Ну, деньги есть? С утра не жрамши, пузо подвело.
Такому только покажи золотую монету, подумал Ластик и помотал головой.
— Беда, — вздохнул Петух, садясь на корточки и обтирая мокрые часы об штанину. — Я коли перед атандой не пожру, в нутре урчит — жуть до чего громко. Чертяка мне за это ухи дерет. А паллукич магар еще когда отдаст.
В этой реплике Ластик не понял ничего. То есть совсем.
Пользуясь тем, что воришка занят разглядыванием добычи, открыл унибук и зашептал в него.
На слово «атанда» компьютер отреагировал тремя вопросительными знаками, на «паллукича» тоже. Только про «магар» сообщил:
МАГАР — на воровском жаргоне конца 19 — начала 20 века «добыча, доля в добыче».
— Ты чё это шепчешь? — подозрительно спросил Петух. — Чё у тя там, в книжке? А ну покажь.
Ластик перелистнул страницу, показал:
— Да ничего, просто учебник. А кто это — паллукич?
— Пал Лукич. Пес лягавый, что меня шмонал. Чай не за христа-ради отпускает. Я ему хабар, — (Петух показал на часы), — он мне магар. Жадный только, сволочь. Мало дает.
Он всё не сводил глаз с учебника.
— Хорошая книжка. Не драная. Слышь, Эраст-ушаст, толкнем ее, а?
— В каком смысле?
На всякий случай Ластик спрятал унибук за спину.
— Ну, на толкучку снесем. Я человека знаю, он полтинник даст. Да хоть бы двугривенный. Пирогов с требухой потрескаем, кваску попьем. Я вижу, ты парень свой, хоть и гимназер.
Тут Ластик и вовсе насторожился.
— Я не гимназист, я реалист. А без учебника мне нельзя.
Петух презрительно сплюнул:
— Реалист — в брюхе глист. Эх ты, жадюга кривозубый.
И вдруг щелкнул Ластика по носу, да так больно, что в глазах потемнело. А подлый воришка выдернул из руки ошеломленного собеседника книгу и пустился наутек — обратно, в сторону Маросейки.
— Стой, гад! Отдай! — закричал Ластик.
Кинулся вдогонку, утирая рукавом сочащуюся из носа кровь.
Внезапно Петух и вправду остановился. Наверно, сообразил, что на Маросейке скорее всего еще стоят те двое, толстяк и чиновник. Новый скандал ему ни к чему.
Обманщик вынул из кармана какой-то блестящий шарик, с размаху швырнул его себе под ноги. Полыхнула вспышка — такая яркая, что Ластик зажмурился. А когда снова открыл глаза, увидел лишь густое облако ярко-розового дыма. Петуха не было.
Что за чудеса! Ластик вспомнил, как городовой тогда во дворе кричал: «Ништо, теперь под землю не провалится!» А Петух и вправду — взял да исчез.
Приехали… Мало того что Эраста Петровича нет, так еще унибук пропал.
Это уж совсем караул.
Любимцы публики
Все же выбежал на Маросейку. Синего чиновника и господина в белом пиджаке не было, а вот Петух, оказывается, ни под какую землю не провалился — впереди мелькала красная рубашка, быстро перемещаясь в сторону Политехнического.
Ластик бросился следом.
Угнаться за Петухом, ловко рассекавшим негустую толпу, оказалось непросто. Не отстать бы, и то хорошо.
Воришка оглянулся, заметил погоню и припустил с удвоенной скоростью. Ластик стиснул зубы, соскочил на мостовую, чтоб не мешали прохожие. Упускать унибук было никак нельзя.
Вот и площадь, где Политехнический музей, сквер и памятник героям Плевны. Музей и памятник были на месте, сквер тоже, но за ним, до самой Солянки, раскинулся рынок — обширное пространство, сплошь забитое прилавками, навесами и маленькими палатками, над которыми возвышался огромный полосатый шатер. А напротив, заслоняя Китай-город, высилась зубчатая крепостная стена.