Здесь у меня новые подруги - Тамара и Рита. Они красивые, а я и некрасивая, и плохо одета. Пальто, которое носила в 5-м классе, из драп-дерюги. Оно уже короткое и тесное. Юбка тоже из старого платья. Мама говорит: «Вырастешь, тогда будешь носить что хочешь».
Папа стал хорошо зарабатывать. Мама ходит на базар. Там можно купить все. Хлеб белый круглый стоит 800 р., масло сливочное 1000 р. Мама покупает даже мясо. Уже не собака и не козлятина.
12 марта. В школе скучно. В классе, наверное, 70 человек. Одни девочки. Сегодня тепло. Учиться неохота. На уроке истории наш «капелька» делал перекличку, а мы по очереди выскакивали в окно. Когда он дошел до моей фамилии, «капелька» поднял голову. Нас оставалось человек пять. Но мы все равно все хором убежали. Дома меня отругали за неуважение к учителю.
20 марта. Вдруг появился Виктор Иванович в немецкой форме. Приехал откуда-то с севера. Папа был страшно недоволен его появлением. Виктор Иванович тоже смущен, говорит, что после того, как сдал свою книгу в печать, его пригласили познакомиться с несколькими русскими офицерами. Они создают русскую освободительную армию с тем, чтоб после войны помогать строить новую Россию. Говорит, выхода у него не было. Как всегда, он разговаривает снисходительно. Папа не переносит. У папы много новых знакомых. К нам приходят по вечерам играть в преферанс. Мама не играет. Приходит главный врач Крыма Радзиловский. У них с папой какие-то дела.
15 апреля. Весна. Тепло. В квартире потеплело. Позеленели деревья. Где-то идет война. Умирают люди. Рассказывают ужасы о немецких концлагерях, об Освенциме. Туда сгоняют людей эшелонами из всех стран. Уничтожают в газовых камерах. Какой ужас! За что? Почему кто-то кого-то убивает? (...)
1 мая. Раньше мы праздновали, а теперь все дни одинаковые. Меня поставили на учет на биржу труда. Поставили штамп «безработная». После окончания школы могут забрать на работу в Германию. Мне нет 16 лет. Поэтому не берут. Мама пошла работать в поликлинику - учеником техника. Лишь бы числиться на работе.
Папа стал пить. Не переносит немцев, хоть теперь они совсем другие. В доме нас никто не притесняет. Немцы здороваются, как добрые соседи. Папа ходит в своем форменном морском кителе. Мама только обшила пуговицы синей материей. Правда, у папы и нет ничего другого. Свои костюмы он отдал еще в Ялте военнопленным морякам, когда они сбежали из плена. А теперь шить негде и не из чего. Тогда он об этом не думал, а ждал, что немцев вот-вот прогонят.
Война идет уже почти 2 года. Немцы очень быстро наступали, но очень медленно отступают. В городе по-прежнему полно немцев и румын. Немцы занимают центр, а румыны - на окраинах. Немцы к румынам относятся с презрением. Румыны тоже их ненавидят, но своей жестокостью хотят показать, что они что-то стоят. Румынская сигуранца хуже гестапо. А солдаты воруют. Немцы по домам не ходят и ничего не берут.
20 мая. Школа закончена. Делать нечего. Каждый день хожу в кино. В театр через день. Там все время новые программы. По вечерам часто собираемся то у Люси, то у Ольги. Папа не разрешает собираться у нас. У него постоянно какие-то люди, пьют и о чем-то шепчутся. У папы вывеска на парадном. Он принимает дома пациентов. Мама злится, ей приходится убирать, а деньги папа куда-то девает.
16 июня. Вчера нас послали собирать розы на плантации. За килограмм лепестков платят 20 марок. За весь день я получила 50 марок.
Вечером зашел Виктор Иванович. Подарил мне свою книгу «В застенках ГПУ» с надписью: «Зоя, в жизни встречаются не только розы, которые ты сегодня собирала на плантации, а и тернии, больно колющие душу и тело человека». Виктор Иванович говорит, что более честных людей, чем мои папа и мама, он не встречал. Живет Виктор Иванович в офицерской гостинице. Ходит в летней немецкой форме. Сегодня пришел в коротких штанах и рубашке цвета песочно-зеленоватого. Как-то странно, старый полковник, ноги с седыми волосами, и в коротких штанах.
8 месяцев силами морской пехоты, артиллеристов береговой обороны и местных жителей удерживался Севастополь от натиска 200-тысячной ударной армии фашистских войск.
Фото East News.
25 июня. Прочла книгу Мальцева. Какой ужас! Чем же отличается ГПУ от гестапо? ГПУ даже хуже. Ведь мучают своих. То, что Виктору Ивановичу выбили зубы, ничто по сравнению с тем, как мучили женщин, как обливали водой и выставляли на мороз, или сажали в железный ящик почти голых летом в жару, или зимой в сильный мороз, когда можно там только ходить по раскаленному железу, или по замороженному. Многие этого не выдерживали. Или на беременных женщин запускали тупых охранников. Те издевались, пока женщина не умирала. Как можно такое пережить? Куда смотрел Сталин, разрешая эти дикие концлагеря? А мы еще верили, что наша страна самая лучшая. Если б меня посадили, я бы сразу повесилась.
16 июля. Сегодня мой день рождения. Папа подарил часы, мама спекла пирог. Гостей нет. Почему никогда не празднуют мой день рождения?
Мама пригласила на дом портниху. Мне, наконец, сшили пальто из папиного военного сукна и несколько платьев - из маминых старых, и два новых из белого полотна, и голубое шелковое. Мама сто раз сказала, чтоб я его берегла, и мне не хочется его видеть, не то чтоб надевать. Почему мама такая суровая?
Папа пьет. Те, кто с ним пьют, над ним смеются. А знакомые осуждают маму и папу за то, что я у них, как Золушка. Плохо одета, делаю по дому всю работу, а меня все равно ругают. Папа зарабатывает много, а мне никогда не дают деньги. Хорошо, что хоть кино по абонементу. Хочу идти работать. Папа не пускает.
Люська работает в немецком магазине, Лилька в аптеке, Ольга в госпитале. Лилька приносит медикаменты. Я продаю их папе. Он не знает, что мы с Лилькой делимся. А потом папа кричит: «Где ты берешь деньги?» Люська тоже просит иногда что-нибудь вынести из магазина. Не дай Бог, поймают, тут же повесят. А мне все равно, я никому не нужна. (...)
5 сентября. Меня вызвали на комиссию. Забирают в Германию девчонок. У Люси живет на квартире немец. Мы плачем, а он нас успокаивает. Люську не возьмут, она по документам немка. А мы с Лилькой попадем. Дядя Ганс нам сказал, что даст адрес, и мы поедем к его жене.
8 сентября. Вчера была на комиссии. Сначала нас смотрели русские врачи. Папа договорился со своей знакомой, она сумела дать мне 3-ю группу. Это означает сельские работы. Девчонки пришли в грязных платьях, измазанные. Им давали 1-ю и 2-ю группы. Это подземные заводы, шахты и химия. 3-я группа должна пройти немецкую комиссию. Я пошла, за столом сидят три немца - врачи. Тот, что посредине, лысый, розовый, с голубыми глазами, просит показать руки. А у меня маникюр.
Он спрашивает: «Что ты умеешь делать?» Я ответила: «Играть на пианино». Он: «А что ты играешь?» Я: «Больше всего люблю Штрауса». Он: «А кто твой папа?» Я: «Врач».
Он взял мои документы, перечеркнул и написал: 5-я группа. Значит, освобождена. Еще спросил, откуда я знаю немецкий язык. Я сказала, что у меня была немка-гувернантка. Он пожелал мне успехов, и я ушла. Ольга и Лиля работают. Им Германия не грозит. А мне повезло.
6 октября. Пришла последняя жена Мальцева. Просит пойти с ней в гестапо. Виктор Иванович в Летцене. Он уже начальник штаба воздушных сил Р.О.А. Она хочет уехать к нему. Она совершенно не знает языка и хочет, чтоб я помогла ей получить пропуск. Я пошла с ней. Ворота открыты, стоит сонный часовой. Я сказала, что мы идем за пропуском. Он махнул рукой, и мы прошли. В какой-то комнате мы увидели двух немцев на кроватях. Тут же стол с едой. Я сказала, чего мы хотим. Один из них встал, взял у Нэли бумаги, подписал, поставил печать. Мы ушли. Маме я ничего не сказала.
31 октября. На улице тепло. Мы ждали, что наши войска войдут, а они прошли мимо на Одессу. В воздухе пахнет осенью. Не верится, что где-то война. Два года назад в Ялте, когда наступали немцы, было холодно, пасмурно, а сейчас мы ходим в летнем. Теперь мы в осажденном Крыму. Немцы ждут какого-то нового оружия.