Теперь, когда Джеральдин думала о своей матери, она лихорадочно скрежетала своими багровыми слизистыми дёснами. Её бешено колотящееся сердце подсказывало ей, что она нашла самую близкую к любви вещь, которую только могла создать.
Воспоминания.
Из этого шкафа в её голове сработали более важные моменты в сумасшедшей временной шкале Джеральдин.
В подростковом возрасте она случайно наткнулась на трусики в мусорном ведре. Они были там, чтобы их нашли, с приклеенной прокладкой с пятном запёкшейся крови. Месячные Милдред были слишком обильными. Джеральдин смотрела на них сверху вниз, кусая нижнюю губу. Красная ткань была так близко к красивой заднице её матери, так близко, как ей хотелось. Джеральдин не могла просто так позволить им пропадать зря, поэтому она достала ужасное нижнее бельё из ведра и поднесла его к лицу. Зарывшись в них носом - ирония - аромат копчёной рыбы заставил Джеральдин затрепетать от восторга. Она была так очарована этим запахом, что забыла стереть кровь с лица. После того знаменательного дня Милдред всегда верила, что у Джеральдин случайно пошла кровь из носа из-за спонтанного оправдания, которое она должна была придумать.
В то время как проникновение глубоко в пизду Джеральдин продолжалось, она продолжала вспоминать. Она взяла слюну и шлёпнула её между ног. Со слюной на клиторе она потёрла его, пытаясь углубить своё эротическое путешествие по переулку воспоминаний.
- Я скучаю по тебе, мама, - прошипела она, её тон граничил с демоническим.
Непристойные образы в её голове перешли от мусорки к туалету.
В её воображении она стояла в просторной ванной, соединённой непосредственно со спальней её матери. В таком величественном особняке, как дом детства Джеральдин, одной роскоши было бы достаточно, чтобы отвлечь большинство. Но бездонные деньги и роскошные условия мало чем её развлекали. Однако, роясь в вещах матери…
В то особенно суматошное утро Милдред ушла в спешке. Произошло какое-то чрезвычайное дело. Хотя Джеральдин не могла точно вспомнить, что это было за волнение, это не имело большого значения. Плавающая масса, лежавшая в горчичной воде перед Джеральдин, была всем, что ей нужно было запомнить.
Мать ушла в такой спешке, что забыла смыть воду в унитазе. Фрагмент экскрементов не был особенно большим; оказалось, что её мать была прервана и не могла закончить своё дело.
Глаза Джеральдины были прикованы к скромному движению, дрейфующему в испорченной жидкости.
Это манило её.
Несмотря на то, что это было дерьмо, оно выскользнуло между двумя небесными бёдрами, составлявшими мамин зад.
Этого нельзя было не заметить.
В то время Джеральдин едва ли когда-либо могла ощутить вкус своего увлечения, поэтому она вытащила гнилостную жидкость из унитаза и положила своё тело на пол. Когда Джеральдин сняла штаны и нижнее бельё, она уставилась на аляповатый комок с непреодолимой внутренней похотью.
Джеральдин только облизала его в самом начале, лелея каждый экспериментальный кусочек вместе с едким зловонием, которое цеплялось за него. Но её энтузиазм быстро возрастал. Горячие женские части Джеральдин содрогнулись, когда её извращённый внутренний дух сокрушительно овладел ею. Вскоре её зубы разошлись, и она вставила мокрую массу в рот почти на полдюйма.
Представив себе мать, сидящую на её лице, Джеральдин прожевала слизистую секрецию. Она представила себе, что на вкус она могла бы быть такой же, как у её матери, если бы только Джеральдин смогла в то утро наброситься на её немытый зад.
Джеральдин не проглотила его - она смаковала вкус.
Она взяла оставшийся комок отходов между пальцами и поместила его на свой умоляющий клитор, размазывая дерьмо круговыми движениями. Она никогда не кончала так сильно, как в тот день, когда она столкнулась с тем опорожнением кишечника - до тех пор, пока в последний раз она не увидела свою мать.
Поток жидкости, оставивший Джеральдин этим утром на выложенном испанской плиткой полу в ванной её матери, приблизил её к текущему оргазму. Она закрыла глаза, переживая прогорклые воспоминания до мельчайших подробностей, зная, что лучшее ещё впереди.
Извращённое слайд-шоу двигалось вперёд в голове Джеральдин. Версия Джеральдин лет сорока пяти стояла над кроватью больной матери. В такой мрачной ситуации широкая улыбка, застывшая на лице Джеральдин, определённо казалась неуместной.
Кислородная маска, прижатая ко рту Милдред, означала гибель. Она была тощей и едва могла двигаться. Говорить больше не было возможности. В её прикованном к постели состоянии казалось, что смерть нависла над ней, и в некотором смысле так и было. Но то, что помогло забрать аристократку на тот свет, Милдред никогда бы не предсказала.