Джордж услышал резкое «Войдите!» и открыл дверь.
— Ну?
— Я нашел киноссему, сэр Август.
Лицо дяди угрожающе нахмурилось:
— Неужели? И как тебе это удалось?
— Я обнаружил ее у подножья дуба.
Сэр Август вздрогнул:
— Господи, и кто же подсказал тебе, что искать нужно именно там?
Джордж заранее подготовил ответ:
— Никто, сэр. Разве что мистер Гейнсборо.
— Что?
С самым невинным видом Джордж указал на висевший над камином портрет сэра Геркулеса с собакой.
— Я подумал, что ваша собака может быть похоронена там же, где художник написал питомца сэра Геркулеса, то есть у дуба, и именно оттуда начал поиски.
— А имя? Я просил тебя узнать имя.
Сэр Август ощупывал взглядом лицо мальчика, пытаясь поймать его на лжи.
— Дис, сэр. Только я не знаю, что это — имя собаки или название самого захоронения. Мистер Верекер рассказывал, что Дис — древнее название царства мертвых, а еще это имя бога смерти…
— Я знаю, черт тебя побери! Ты еще будешь меня учить, дерзкий щенок!
— Значит, я скажу миссис Мейс, что мою диету можно смягчить, сэр Август?
— Ты что-нибудь заметил, пока рыскал вокруг дуба?
— О чем вы, дядя?
— Не случилось ли с тобой чего-то плохого?
— Нет, дядя. Сегодня прекрасный денек. А теперь можно я скажу миссис Мейс, что…
— Можешь хоть к дьяволу отправляться! Оставь меня в покое!
Джордж послушался и покинул поле боя. Сегодня дядя потерпел поражение, а мальчик начал понимать, что у любой победы есть последствия. Теперь тайна, которую он пытался разгадать, стала еще непонятней, а темнота сгустилась.
Ночью что-то разбудило Джорджа. Непонятный шум в доме нарушил привычную тишину. Джордж вышел из спальни и направился к лестнице, ведущей в главный холл. Посмотрев вниз, он заметил слабый свет, льющийся из приоткрытой двери библиотеки. Источник звука находился там. Стон, прерываемый судорожными вздохами, явно издавал человек, но вместе с тем было в нем что-то нечеловеческое. И еще он имел странное сходство со скрипом, который издавали бронзовые двери в храме Сфинкса.
Потом Джордж заметил огонек и услышал шарканье ног по каменным плитам. Из крыла, где жили слуги, появился Харгрейв с канделябром в руках. Он медленно шел по направлению к библиотеке. Посреди холла дворецкий вдруг остановился, словно его что-то встревожило; он медленно поднял голову и повернулся туда, где стоял Джордж. Мальчик быстро юркнул в тень, а затем вернулся в свою комнату.
Так и не сумев заснуть, он подошел к окну и выглянул на улицу. Ночь была ясной, на небе ярко светила луна. Мальчику показалось, что он разглядел рядом с дубом две фигуры. Одна была похожа на негра с петлей, которого он видел раньше, другая была собачьей. Человеческая фигура стояла абсолютно неподвижно, собака пару раз махнула хвостом. Джордж моргнул и отпрянул от окна; когда он через несколько мгновений вернулся, под деревом уже никого не было.
Через несколько дней отец Гамлет Верекер был снова приглашен к столу сэра Августа. Миссис Мейс успела сообщить Джорджу, что сэр Август никогда не слыл гостеприимным человеком, хотя до женитьбы проявлял чуть большую склонность к общению.
Мистер Верекер явно не отличался словоохотливостью — несколько фраз о погоде, и все, — поэтому было не совсем понятно, зачем сэр Август пригласил священника, разве что снова собирался донимать его богословскими спорами. Атака, как и в первый раз, началась после десерта, когда графин с портвейном наполовину опустел. На этот раз сэр Август заговорил об искуплении.
— Ну, отец Гамлет, что вы думаете о прощении грехов? Верите вы в это?
— Мне кажется, вопросы тут излишни, сэр Август.
— Да ладно вам, вопросы — все, что у нас есть на этой земле. Если мы перестанем задавать вопросы, то умрем. Предположим, что все наши грехи будут прощены. Так? Но давеча вы говорили, что верите в вечные муки. И как же одно с другим сочетается, сэр?
— Сэр Август, это так просто, что вам ответит даже ученик воскресной школы. Милость божья безгранична, но пока грешник не раскается, прощения не будет.
— Я понял. Значит, какой бы тяжкий грех я не совершил, если я раскаюсь, то буду прощен?
— Именно так.
— Другими словами, я могу спокойно убивать, зная, что, если покаюсь, моя душа снова станет чистой, как снег… Так, мистер Верекер?
За столом воцарилось молчание. Репетитор нервничал больше обычного, а когда заговорил, стал заикаться: