Бабка подбежала к волосатым ногам и стала зачем-то кутать их в одеяло.
— Идиотка! — орал отец. — Лекарство нужно! Тазепам! В сумке у нее тазепам!
Он отскочил в сторону, чтобы дать бестолковой бабке сумку, и Колька зажмурился от страха. На отце ничего не было, кроме черной от загара кожи, а мать, оказывается, каталась по кровати, быстро-быстро болтая ногами в воздухе.
— Дверь! — приказал бабке отец, на секунду встретившись глазами с Колькой. — Дверь закройте!
Бабка захлопнула дверь, и Колька остался в темноте.
… он был предприимчивым, деловым человеком. В тридцать шесть лет — кандидатская, в сорок четыре — докторская. Специалист по детским психологическим травмам, педагог. Его последняя книга “Ошибки и достижения Зигмунда Фрейда в вопросах сексуального развития подростков” была переведена на японский язык. Он трижды ездил на международные симпозиумы и научился есть японское блюдо суши деревянными палочками. У него была прекрасная квартира, доставшаяся от сумасшедшего грузина, любящая жена, красивая мебель и большая библиотека. Он собирался вот-вот купить новую машину и засесть за новую книгу, которую тоже переведут на японский. Ему уже заплатили аванс. Вера была плоской и неловкой. Но, в конце концов, не велик труд покопать ее пару раз в месяц. Молча, быстро, ничего не испытывая. Жили и жили. Удобно жили, он многое успевал…
Алла появилась осенью. Его раздавило. Он не был бабником, и женщины, знавшие его до Аллы, тосковали по ласке, потому что он не ласкал их. Они бывали нужны ему только в постели и только на короткое время. Вера же, ставши его женой, перешла из разряда женщин в разряд бытовых предметов. С ней можно было не церемониться. Но, оказывается, и для него был припасен капкан. Он сделал шаг, и капкан захлопнулся. Его защемило. Сначала — крайнюю плоть, потом все остальное. Никогда он не испытывал ревности, теперь она его измучила. Алла была замужем, и этого мужа он видел однажды в метро. Муж оказался неприятно высоким, выше его, довольно красивым. Было воскресное утро. Алла держала мужа под руку той же самой рукой, которая в пятницу царапала голую спину Леонида Борисовича длинными ногтями. Представить, что мужу позволяется то же самое, что и ему, было больнее, чем проглотить бритву. Она сказала ему, что уйдет, если будет, куда. Уйти было некуда. У Леонида Борисовича лежали деньги на новую машину, полученные за переведенную и изданную в Японии книгу. Но этих денег не хватило бы на покупку квартиры. Значит, жилье нужно будет снимать и отказаться от планов на машину. Она сказала ему, что как только он разведется, она родит ребенка. Леонид Борисович был уверен, что то, что у них с Верой нет детей, не его вина. Однако в глубине души его подтачивал страх: а вдруг? Вдруг? Все это было запутано и тяжело. Все, кроме наслаждения, которое Алла ему приносила. Он согласился взять из детдома чужого мальчишку, потому что надеялся с его помощью укрепиться в своей прежней, удобной, семейной жизни. Расчет его был неверен. Страх потерять Аллу стал сильнее. Сочи — это была ее идея. Она сказала, что приедет, если он все возьмет на себя. Он взял. В Сочи она сообщила ему, что разводится, муж перебрался к матери. Проверить, говорит ли она правду или играет с ним, как кошка с мышкой, было непросто .
— Если ты ни на что не годишься, — сказала она, — я должна буду пересмотреть ситуацию.
— Что значит: пересмотреть? — помертвел он.
Она посмотрела на него прозрачными глазами.
— А как ты хочешь, чтобы я жила? — медленно спросила она. — Мне придется вернуться к нему, вернее, вернуть его, потому что у нас с тобой будет ребенок.
Бабка Лариса Владимировна с утра начала собирать вещи и хлопотать. Сегодня они переезжали на дачу. Мать с отцом еле разговаривали друг с другом — это Колька заметил. Но он заметил и то, что мать стала спокойнее, а отец, наоборот, каждую секунду выходил из квартиры покурить и был очень угрюмым. Бабка два раза спросила мать: “Лекарство не забыла?”. И мать отмахнулась с досадой. Вчера за ужином отец почти ничего не ел, хотя ужин был вкусным: вареники с вишнями и мясной пирог. Колька все не мог наесться после детдома и всякий раз удивлялся, что мать так мало кладет себе еды на тарелку.
На дачу переезжали в собственной машине Жигули. Колька не знал, что они такие богатые и ахнул: своя машина! Оказывается, все это время Жигули были в ремонте.
— Старая лохань, — сказал ему отец и поморщился.
— Может, я ее, это, помою, пап? — предложил Колька. — И колеса, и все…
— Потом, — пробормотал отец, — на даче помоешь.