— Когда подрасту, сама буду везде ходить, — заметила Шарлотта.
— Шар такая миленькая, — восторженно произнесла Молли. — Как бы я хотела, чтобы у меня тоже была сестренка. Да только мама никак не может забеременеть.
— Ш-шшш, — предостерегла ее Джилл.
— А она что, не знает?
— Мама хочет, чтобы это стало для нее чем-то вроде сюрприза. Хорошо бы, чтобы так оно и оказалось, потому что потом настанет уже ее черед ходить на подобные послеобеденные прогулки.
— А миссис Фишвик сказала, что перережет себе горло, если родит еще одного, — заметил Дэвид.
— А ты-то откуда знаешь, носатик? — спросила Джилл. — Ведь ты же мальчик.
— Перережет себе горло… — в тон ему повторил Энтони, после чего все остальные подхватили эти слова и принялись распевать, шагая по тротуару:
— У нас тоже есть собака, — сказала Шарлотта, а затем резко остановилась, задергала рукой и после паузы добавила: — Но у нее нет никаких вошей.
Несколько секунд все стояли, уставившись на маленькую девочку, а потом разом покатились со смеху.
На глаза девочки навернулись слезы, но она не сдавалась.
— У нас очень хорошая собака. И меня любит больше всех.
— А если она так уж тебя любит, — язвительным тоном проговорила Энтони, — что же не делает все, о чем ты ее попросишь?
— Ну хватит задираться, Энтони, — вмешалась Джилл. — Никогда еще не встречала таких вредин.
— Да, уж Энтони-то никак не следовало этого говорить, — ухмыльнулся Малькольм. — Его пес вообще никого не любит. Даже его отца укусил.
— А тебя-то кто спрашивает? — обиделся Энтони. — Потерял свой каштан, вот и злишься.
— Пожалуй, именно поэтому я и люблю больших собак, — спокойно произнес Филип. — Им всегда нравятся младенцы.
— Я не младенец, — возразила Шарлотта.
— Никто и не говорит этого, — вспыхнула Джилл. — И вообще, замолчи, а то опять все испортишь.
— А можно мне посмотреть на твой каштан? — спросила Шарлотта, освобождаясь от руки сестры и подходя к Энтони.
Дорога, по которой шли дети, чуть изгибалась длинной пуповиной в направлении ровного и уютного подножия холма. Пока над ними маячили громады домов, светили уличные огни, а на перекрестках мигали светофоры, ребята шли осторожно, о чем-то споря, что-то напевая, но лишь вполголоса. Однако как только впереди показались знакомые просторы открытой местности, былая скованность и зажатость словно разом покинули их.
Джон, Майкл и Дороти, которые шли с мячом впереди всех, прекратили свой спор о людях в очках. Джон пнул мяч ногой и все бросились за ним вверх по холму. Первой его подхватила Дороти, поскольку мяч, ударившись о землю, отскочил назад и попал ей прямо в руки, тогда как мальчики пробежали мимо. Кроме того, она бегала медленнее их, и потому у нее было время смекнуть, куда именно полетит мяч. Поначалу ей хотелось тут же отфутболить его куда-нибудь подальше, но она тут же передумала и добежала с мячом чуть ли не до самой вершины холма, на ходу соображая, что же с ним делать дальше. Наконец девочка опустила его на землю и собиралась уже было ловким ударом пнуть мяч, что, в общем-то, было довольно простым делом, однако в этот момент под него бросился Майкл, по-пижонски имитируя ловкий финт опытного центрфорварда.
Остальные дети тоже, казалось, сбросили с себя невидимые оковы и, сбежав с дороги, понеслись наверх, откровенно радуясь произошедшей в них перемене. На вершине холма все остановились, словно прикованные к месту резким порывом ветра, который, казалось, прижимал к головам их уши. У всех на глаза навернулись слезы. Склон простиравшегося впереди холма то вздымался, то опадал, а потом опять поднимался дальше, дальше. Раскачивались ветви деревьев, громко шелестела тяжелая сухая листва, словно отчаянно пытавшаяся освободиться от долгого гнета осени. Шарлотта остановилась и, чуть приподняв личико, посмотрела перед собой — челюсть ее немного отвисла, а руки она занесла за спину, растопырив их на манер рыбьих плавников.
— Эй, Шар! — крикнула Джилл. — Лови!
Однако девочка продолжала неотрывно смотреть в прежнем направлении. Ей хотелось ухватиться за облака, высвободиться из плена корявых ветвей. Не отрывая взгляда, она смотрела на облако, до предела вытянувшись в струну, и в итоге она кувырком завалилась на траву и, лежа на ней, захихикала.