За партами сидело десять мальчиков. Самому младшему на вид было лет восемь, самому старшему — тринадцать.
Когда Римо вошел, все головы дружно повернулись к нему. Десять детских голов. Десять мальчишеских лиц. Римо невольно содрогнулся: на этих лицах было написано выражение крайнего цинизма, в глазах не было ни единого проблеска человеческих чувств. Комната была прокурена до тошноты.
Мальчики переводили взгляд с Римо на Сашур.
— Что ты тут делаешь? — громко осведомилась она, стараясь перекричать голоса певцов, исступленно призывающих Тельму.
— Решил взглянуть, как у тебя дела. Поговорим?
— О чем нам говорить? О твоем поведении сегодня вечером? О том, как ты запер меня в шкафу?
— Скорее, о твоем поведении. О твоем вранье насчет Уорнера Пелла. Разве тебя не учили, что врать нехорошо?
— Учили. Именно поэтому я говорю тебе совершеннейшую правду: для тебя самого будет лучше, если ты уберешься отсюда.
— Прошу прощения, — молвил Римо.
Сашур чуть заметно кивнула. «Хористы» как по команде поднялись с мест и повернулись к Римо. Эти маленькие отвратительные чудовища ухмылялись, и Римо захотелось как следует их проучить. Отдубасить, надавать оплеух, а главное — отшлепать. Теперь он понимал, какие чувства обуревали монахинь в сиротском приюте.
Десяток рук слаженно потянулись к карманам штанишек, курточек, рубашек, чтобы извлечь оттуда небольшие пистолетики. Потом мальчики двинулись на Римо, медленно поднимая пистолетики, подобно малолетним зомби. Римо вспомнил, как застыл в лифте, когда в него стрелял Элвин, и поступил так, как подсказывал ему инстинкт: пустился наутек.
Свора бросилась вслед за ним, не издав ни звука, подобно вышедшим на охоту волкам, которые в такие моменты не скулят и не рычат, а только ускоряют бег.
Сашур Кауфперсон осталась у доски, наблюдая, как мальчишки выбегают из класса. Потом, взяв мокрую тряпку, она вытерла доску, высушила руки бумажным полотенцем и шагнула к надрывающемуся проигрывателю, чтобы выключить его. В классе воцарилась тишина, и она вздохнула.
Вздох получился горестный. Римо был настоящим мужчиной. Жаль, что ему придется умереть.
В коридоре послышались выстрелы. Бедный мистер Уинслоу! Так звали дрыхнущего в подвале сторожа. Ему и в голову не приходило, что творится в этой школе. Он знал одно: по случаю спевок Сашур Кауфперсон с религиозным постоянством приносила в подвал баночку пива, наливала половину ему и ждала, пока он выпьет свою порцию. Ему нравилось, что ему прислуживает эта образованная евреечка. Он ни разу не задавался вопросом, почему от этого пива его так быстро и так мощно начинает клонить в сон. Бедняга не подозревал, что в пиво подмешивается снотворное.
Нет, мистер Уинслоу не услышит выстрелов — это она знала наверняка.
Она надела жакет и направилась к двери, но по пути спохватилась. Вернувшись к доске, она взяла мелок и написала:
«Мальчики! Перед уходом не забудьте убрать за собой».
Она покидала класс в отменном настроении. Не годится, чтобы мальчики оставили изрешеченное пулями тело Римо на полу, где утром его может обнаружить Уинслоу, знающий, кто накануне находился в школе.
Закрывая за собой дверь, она снова глубоко вздохнула.
Римо свернул не туда и вместо того, чтобы попасть на лестницу, ведущую вниз, оказался на лестнице, ведущей на крышу. По привычке нащупывая подошвами шероховатости ступеней, он метнулся наверх.
За спиной у него послышался скрип открываемой двери. «Он наверху», — шепотом сказал один из мальчиков.
Лестничный пролет привел Римо к двери. Когда-то, когда здесь сновали ученики, дверь была снабжена штангой для открывания, но теперь ее давно уже оторвали, и дверь осталась запертой. Римо взялся за ручку замка, медленно повернул ее и снял со стальной двери с такой же легкостью, как снимают крышку с бутылочки кетчупа.
Крыша пахла свежим гудроном, на липкой поверхности которого выступали мелкие камешки. Ограждением служила стенка высотой в три фута. В небе не было ни луны, ни звезд, и на крыше было темно, как в чернильнице; здесь было совершенно пусто, если не считать широкой изогнутой трубы от давно вышедшей из строя вентиляционной системы.
Если спрятаться за трубой, то именно туда преследователи заглянут в первую очередь. Однако Римо спрятался за трубой. Мальчики выбрались на крышу, и он услышал их шепот.
— Эй, — прошипел один, — он наверняка вон за той трубой. Осторожнее! Не дайте ему отнять у вас пистолеты.
Римо высунулся из-за трубы. В этот самый момент на крышу хлынул поток яркого света. Наверное, кто-то из мальчишек нашел за дверью выключатель. Когда дверь с лязгом захлопнулась, свет исчез.
Стоя за трубой, Римо прислушивался к шарканью ног приближающихся к нему преследователей. Судя по всему, они разбились на две группы, чтобы окружить трубу с обеих сторон.
Стараясь ступать неслышно, Римо стал пятиться к дальнему краю крыши. Почувствовав спиной перила ограждения, он бесшумно скользнул вправо, оставаясь тенью в сонме прочих ночных теней, добрался до угла, а затем метнулся к центру крыши, где была дверь, сулившая спасение.
Когда до двери оставалось не больше фута, из темноты послышались голоса:
— Куда он делся? Осторожнее, Чарли, его здесь нет.
Дверь никто не сторожил. Римо приоткрыл ее и шмыгнул на лестницу, готовясь бежать вниз. Но в середине лестничного пролета его поджидал мальчишка лет девяти.
— Видно, ты и есть Чарли? — спросил Римо.
— Руки вверх! — скомандовал Чарли, целясь Римо в живот.
Пистолет был мелкокалиберный. Получив одну такую пулю в живот, Римо, пожалуй, сумел бы спастись. Однако полный барабан превратит его в решето! При мысли об этом, при одной только мысли о том, что его прикончит девятилетний сопляк, Римо почувствовал не столько уныние, сколько гнев. Он сделал плавный разворот, и мальчишка скосил глаза влево, куда вроде бы переместилось туловище Римо. Однако Римо уже успел проскочить справа от него, одним махом преодолев несколько ступенек, хотя казалось, что он вовсе не торопится. Через мгновение он накинулся на пакостника сзади. Вырвав у него пистолет, Римо поднял мальчишку и зажал под мышкой.
Мальчишка вскрикнул. Римо засунул пистолет себе за пояс и отвесил ему увесистый подзатыльник, из-за чего крик перешел в визг.
Римо замер. Он ударил ребенка! Чувство, не позволявшее ему поднять руку на ребенка, теперь улетучилось без следа. Подобно псу, забавляющемуся с игрушкой, он отвесил Чарли еще пару подзатыльников.
Держа негодяя под мышкой, как полено, Римо опять взлетел вверх по лестнице, к двери, ведущей на крышу.
— Отпустите меня! Отпустите, или…
— Сейчас я снова дам тебе по башке, детка, — сказал Римо и осуществил угрозу.
Чарли заревел.
Римо втолкнул его в дверь. Чарли на лету сбил с ног троих сообщников, бежавших ему навстречу, и покатился вместе с ними по крыше. Римо пригнулся, проскользнул в дверь и захлопнул ее за собой, чтобы не дать никому возможности улизнуть.
Крыша снова утонула в темноте. Римо до предела расширил зрачки и обрел зрение в темноте. Его окружали мальчишки.
Одного из них он мимоходом ударил по лицу — и за пояс к нему перекочевал еще один пистолет.
— О, черт, больно!
— Вот и хорошо! — одобрил Римо. — А теперь?
Он отвесил парню еще одну оплеуху, потом развернулся, нанес другому удар под зад и завладел третьим пистолетом.
— Сукин сын! — зарычал обезоруженный боец десяти лет от роду.
— А ты, оказывается, грубиян! — укоризненно заметил Римо и врезал сквернослову по уху. — Чтобы никакой ругани в школе!
Мальчишки бегали по крыше, точно щенки в поисках куска мяса, который они чуяли, но не могли разглядеть. Они боялись стрелять из опасения попасть в своего.
Римо же двигался среди них, раздавая налево и направо пощечины, подзатыльники, оплеухи, шлепки и пинки, а заодно отбирая у них оружие.
— Этот гад отнял у меня пистолет!
— И у меня!
— У кого-нибудь остался пистолет?
— На тебе! Получи оплеуху!
— Что за выражение, бесстыдник! — прикрикнул Римо. — Я живо отправлю тебя в кабинет к директору!