Марк останавливает машину на середине дороги, полностью перекрыв ее. Он не выходит из машины и не оборачивается, чтобы посмотреть в глаза своей дочери и сказать что-нибудь еще. Он просто неотрывно смотрит вперед, на высыхающую, с пробоинами, дорогу, на все эти стриженые деревья, на все эти обрезанные верхушки, безнадежно уставившиеся в тяжелое небо. Он думает, что, должно быть, пойдет дождь.
— Марк, — говорит Николь, — не делай сцены. — Она оборачивается назад, к Лили. — Извини нас за это. Мы проделали долгий путь. Твоя мама сказала, куда нам следует отправиться на ланч?
— Я не голодная, — говорит Лили.
— Я в любом случае никуда не еду, — говорит Марк. — До тех пор, пока эта девчонка не выбросит сигарету.
— Ну вот и все, — говорит Лили, показывая окурок. — Видите?
— Куда ты стряхивала пепел? — спрашивает Марк. — Обо что ты его погасила? Только, я надеюсь, не об мой ебаный пол.
— На джинсы, если тебе действительно хочется знать. Не переживай, я не испачкала твою драгоценную машину. Если бы можно было, я бы даже не стала здесь дышать.
— Марк, может, я поведу? — говорит Николь. — Или ты все же придешь в себя и отвезешь нас в ближайший паб или куда-нибудь еще?
— Нет, я не пущу тебя за руль, — говорит он. — В незнакомом городе. Забудь об этом. Ты угробишь машину.
Он заводит мотор, он благодарен Николь за то, что она оставила ему предлог оставаться за рулем, и он едет непривычно медленно, с предельной, как ему кажется, осторожностью, как будто так он приносит свои извинения машине за то, что в ней нагадила Лили. За то, что Николь пришло в голову сесть за руль. Его драгоценная машина — да, в этом смысле Лили абсолютно права. Поворачивая на улицу с односторонним движением, которая, кажется, окольцовывает центр города, он проезжает магазин за магазином — череда магазинов, о каких-то он слышал, но по большей части эти магазины ему незнакомы, — и тротуары заполнены людьми, и детьми, и мускулистыми, коротко подстриженными собаками, но он по-прежнему не видит ничего похожего на кафе или паб.
— И что это за город? — спрашивает он.
— Свалка, — говорит Лили.
И он улыбается, он смеется, не может удержаться от этого, внезапно почувствовав непередаваемое облегчение. Он понимает, что, может быть, у него получится наладить контакт со своей дочерью. Что они могли бы найти точки соприкосновения. Что она — ребенок. И что иногда, конечно же, он ведет себя как последний мудак. Но только потому, что его провоцируют. Его всегда провоцируют.
Глава 10
Они уселись за столик, и Лили, несмотря на то что теперь ее наушники болтаются на шее и она не слышит своей музыки, тут же начинает двигаться, как будто в такт какой-то яростной барабанной дроби. Она резко вздергивает плечами вверх и вниз, размахивает руками, сцепляя и расцепляя пальцы, щелкает костяшками, неустанно скрещивает и разводит ноги. Как будто в одно мгновение превратилась в ножовщика — стучит рукояткой ножа по ложке, пытается согнуть вилку, — и когда она явно устает от всего этого, то начинает катать по столу солонку и перечницу, следит, насколько близко удастся подкатить их к краю до того, как они упадут на пол, и солонки и перечницы падают, и Николь услужливо и счастливо поднимает их с пола, как будто, думает Марк, она в сговоре с Лили. Как будто между ними уже есть какая-то связь, как будто они строят близкие отношения. И от этой мысли, к своему удивлению, он начинает ревновать.
Именно Николь заметила этот паб с огромной собственной парковкой. В этом помещении есть пара ярких баров и ресторан в консервативном стиле, в котором они и приземлились.
Когда они исколесили почти весь Ньюбери, Марк предложил вернуться назад, на заправку, где они останавливались по пути в город, поскольку, казалось, они не смогли найти подходящего места, чтобы поесть, и уже начинало накрапывать, и он даже не видел, где можно припарковаться, а если бы у них получилось поставить машину, то потом им пришлось бы часами слоняться под дождем. Он почти пошутил, предложив вернуться и поесть на заправке, но Лили восприняла его слова серьезно и ответила:
— Нет уж, Марк, я, черт возьми, не буду есть в Happy Eater [8].
И это заставило его проникнуться к ней еще больше, эта внезапная уверенность, воинственность — он был точно таким же в ее возрасте — и он обернулся и улыбнулся ей. Одной из своих искренних, не хмурых улыбок. Фактически это была его первая нормальная улыбка за этот день. Но в ответ он получил короткую саркастическую ухмылку.