В теплой затемненной детской комнатке он прекратил гладить Джемму по голове, отбрасывая со лба ее волосы, и, вставая, он наклонился над ней и поцеловал ее в щечку. Большим влажным поцелуем. Поцелуем, в который он вложил все те чувства, которые к ней испытывал. Все чувства к своей жизни с женой и дочерью он вложил в один смачный поцелуй, словно подведя итог этим чувствам. Словно если он выразит их вот так, то он не просто будет еще сильнее любить свою семью, себя самого, но каким-то образом навсегда свяжет всех вместе. В случае, если когда-нибудь им будет угрожать опасность. В случае, если вкрадется какое-то сомнение. По каким бы то ни было причинам.
Глава 9
Марк думает, что проснулся первым, что он — самая ранняя пташка, и он с грохотом спускается вниз по лестнице, в пижаме, направляется прямо к кухонной раковине, отчаянно желая выпить стакан воды. Он делает все на автопилоте, хорошо зная, что и где находится, ожидая, что все будет как всегда, и поскольку раннее утро, он едва может соображать, потому что отвратительно спал, и у него уходит несколько секунд на то, чтобы понять, что он не один. За кухонным столом сидит Лили, в недоумении уставившись на него, и улыбается этой своей улыбкой, его улыбкой. Может, на самом деле эта улыбка не такая насмешливая, не такая саркастическая, думает он. Но какой надо делать вид, если все на свете ополчились против тебя, а ты сидишь в этих наушниках. Из которых едва слышатся металлические звуки рэп-музыки.
— Убери это, Марк, — говорит она.
И он мгновенно понимает, о чем она говорит — его член всегда вываливается из свободных штанов пижамы, особенно по утрам, когда ему нужно отлить, когда он раздут и переполнен — он отворачивается от нее, пытается затянуть ткань штанов. Он по-прежнему смотрит на улицу из кухонного окна, видит, как слабый солнечный луч только-только подбирается к углу дворика, к тому самому углу, на котором, как предполагалось, он поставит барбекю, и он чувствует, что заливается краской, что кожа на задней части шеи полыхает, и он думает, что ему больше негде побыть одному, посидеть в тишине без этой слежки, урвать для себя пару мгновений, когда бы над ним не насмехался этот подросток. Раннее утро, а она уже здесь, и Марку кажется, что его дом захватили. Что в него ворвались. Лили прожила здесь только пару дней, но он уже ощущает ее удушающее присутствие. Потому что он никогда не может угадать, что еще ей взбредет в голову, откуда она выскочит в следующий раз — со своим до изумления абсурдным, неугомонным нравом. Вчера, например, Лили не появлялась почти до ланча — хотя гораздо раньше они слышали, как она ходит по комнате Джеммы, в которой спала. А теперь вот она внизу в 6.30 утра, полностью одетая, слушает свой Discman.
Плюс ко всему вчера она снова нарядилась в свою футболку Babe и черную крошечную юбку и раскрасилась косметикой, а сегодня он видит, что на ней пара мешковатых потрепанных джинсов, вероятно, это те же самые джинсы, которые были надеты на ней в Ньюбери, и жалкая камуфляжная майка, впрочем, цвет ее волос по-прежнему белый и яркий, и вероятно, поскольку с первого взгляда видно, что они выкрашены, поскольку они не причесаны и не уложены муссом, ему кажется, что теперь Лили больше всего похожа на хиппи-бродяжку Нового Поколения. На бродяжку с улицы, которая ночует у какого-нибудь дверного пролета в пропитанном мочой спальном мешке, а не разместилась так нагло в его кухне, вогнав его в краску.
— И что ты тут делаешь в такое время? — спрашивает он, громко.
— Ничего, — говорит она, не глядя на него. — Где Николь?
— В постели, спит, — говорит он.
— А когда она встает? — интересуется она.
— Скоро. Еще даже нет семи, — отвечает он. — Зачем? Зачем она тебе понадобилась?