Конечно, для начала он определенно попытается выяснить, что происходит со школой Лили. Он хочет знать, почему ее попросили уйти в другую школу, и, как он подозревает, в школу для отстающих (для детей с проблемами в учебе, с физическими недостатками, со всеми видами расстройств). Он хочет добраться до самой сути, выяснить, почему у нее проблемы с питанием, почему она страдает булимией, поскольку Николь убедила его, что у нее именно булимия, и почему она слишком много пьет и курит и, вероятно, к тому же хронически употребляет наркотики. Нюхает клей, закидывается Е, курит дурь — все, что он только может себе представить. Также он хочет знать, почему она так одета, почему сменила имидж и теперь выглядит как шлюха, почему на ее теле становится все больше и больше проколов и татуировок — на таком молодом теле — от этого ему хочется плакать. В общем, почему она старается выглядеть настолько старше, предупреждала ли ее Ким о незнакомцах, о том, как это легко — вляпаться в этом возрасте в неприятности, и покуда им еще предстоит с этим разбираться, он полагает, что раз и навсегда должен быть посвящен в то, что на самом деле с ней происходило, пока они путешествовали вместе с отрядом хиппи Нового Поколения. Что бы это ни было — даже если ее действительно насиловали бойфренды ее мамочки. Действительно ли все было так, как она говорила, действительно ли толпа этих безнадежных хиппи, этих отвратительных бродяг заставляла ее сосать их паршивые хуишки. И успокоиться, если ничего подобного не произошло. Но он все же хочет посмотреть Ким в глаза и спросить, что она сделала со всеми этими деньгами, которые он посылал для Лили — на ее школьную форму, на ее летнюю одежду, на книги, на телефонные карты (она ведь никогда не использует их, чтобы позвонить ему) и на питание. Его тяжело заработанные деньги, деньги, которые он мог бы потратить на Джемму, которые по крайней мере он должен был бы потратить на оплату собственных счетов и долгов. Деньги, которые даются ему все большим трудом, потому что в его делах наступил серьезный спад — настолько серьезный, что он подумывает о том, чтобы бросить мастерить шкафы и заняться чем-нибудь абсолютно другим. Точнее, это скорее Николь подталкивала его искать новые возможности роста. В данный момент она хочет, чтобы он переучился на инженера, на специалиста по кухням, чтобы он отправился работать в филиал John Lewis, фирмы выездного сервиса, которая сейчас набирает в городе сотрудников и предоставляет бесплатное обучение. «Это те навыки, которые всегда будут востребованы, — сказала Николь. — Подумай, как много пользы будет от тебя дома». Он сказал, что лучше пойдет и ограбит банк. Никогда до этого он так открыто не заявлял Николь о своем криминальном прошлом, а тут, ни на секунду не озаботившись тем, что она может действительно в это поверить, он сказал, что лучше вызвонит нескольких старых приятелей и провернет пару афер. И ему не понадобится никакого переобучения, потому что все навыки — с ним. «Так же, как кататься на велосипеде, Ник», — сказал он.
Но он знает, что все это может еще немного подождать. Все эти вопросы, у него по-прежнему так много вопросов… Этот завершающий поединок с Ким, первый за десять лет, который, он печально осознает, придется на случай четырнадцатого дня рождения Лили. Ну что ж, думает Марк, он никак не может этого изменить, потому что эти вопросы, которые накопились у него с апреля, совершенно точно нужно обсуждать с глазу на глаз, тщательно, жестко — если уж он решил взять на себя роль отца, если уж он собрался вступить в свои родительские права.
Он определенно не торопится выспрашивать у Ким, что случилось с его дочерью, через что она заставила ее пройти, оказавшись такой нерадивой матерью, оказавшись такой лживой, и такой изворотливой, и такой злобной, о да, уж это точно, так что когда он там появится, ему придется рисковать своей жизнью. А сейчас он вполне счастлив, потому что бесцельно едет по промокшей трассе М25 на скорости девяносто, на девяноста пяти, и из колонок грохочет Род Стюарт, и он предается воспоминаниям о Гейл, о том, как он проводил время с Гейл в Чапел Филд Гарденс. Он, четырнадцатилетний, уткнулся лицом промеж ее огромных сисек. Изгваздав в грязи колени, локти. Неумело теребя Durex. Не зная, как его натянуть, и в конце концов она протянула ему уверенную руку помощи — и мягко вдохнула, когда он медленно вошел в нее. Конечно, она занималась этим раньше. Она делала это много-много раз.