— Ха, они слишком бедны, — говорит она.
— И что, они просто позволили вам разводить костры по всему дому? — говорит он.
— Да, — говорит она.
— И что, они не возражают против того, что вы жжете мебель? — говорит он, и он встревожен, потому что в гостиной с телевизором он нашел Лили и несколько других девчонок, неуклюже рассевшихся перед огромным камином, и за решеткой ревело и трещало пламя, охватившее пару сваленных в кучу сломанных стульев. Он может поспорить, что в комнате не было взрослых, которые присматривали бы за огнем, не было ощущения, что за этим камином вообще следит кто-то из персонала, хотя именно им следовало бы разводить огонь. Для него это занятие выглядело очень опасным. Все эти горящие доски легко могут вывалиться из-за решетки, и от этого вспыхнет ковер…
— Думаю, что они немножко бесятся, если мы жжем стулья и всякое барахло, и поэтому пытаются не пускать нас в комнату с телевизором и не выпускают гулять, — говорит она. — Но это не я их завожу. Здесь есть пара действительно двинутых девок. — Она смеется, напряженным, визгливым высоким гоготанием, которого Марк не слышал от нее раньше. — Они сожгли все. Ты должен был видеть их руки, — она снова смеется. — И жопу Гей-нор. Она покрыта шрамами.
— Нет уж, спасибо, — говорит Марк, мельком взглянув на Лили, с тревогой раздумывая о том, чего еще она могла набраться за такое короткое время, проведенное в Беркшир Хаузе, кроме этого ужасного смеха, хотя он удивлен тем, как хорошо она выглядит. Она значительно прибавила в весе — у нее больше нет впалых щек, на самом деле они почти пухлые, а ее руки, всунутые в еле налезаюший белый свитер с длинными рукавами, кажутся более плотными и сильными, и он замечает, что ее голый живот действительно стал несколько округлым, что даже он слегка переваливается через низкий ремень ее потрепанных джинсов. Ее кожа стала мягкой и сияющей, почти масляной, а ее волосы теперь приобрели более светлый, рыжевато-каштановый оттенок. Он не знает, по-прежнему ли они выкрашены или это ее натуральный цвет, он не знает, каким образом она умудрилась смыть ту черную краску. Он всегда представлял себе, что в этом возрасте у нее будут волосы именно такого цвета.
Также он был удивлен тем, как она отреагировала, когда он появился в гостиной с телевизором. Она не сказала «Привет, папа», и не вскочила на ноги, и не подбежала, чтобы поцеловать его, но она тотчас же его узнала. Она улыбнулась и помахала рукой, по крайней мере она раскрыла ладонь и подняла три пальца. Когда она наконец встала на ноги, в своих туфлях на платформе, и подошла, она продолжала улыбаться, несмотря на то, что ее подружки язвительно глумились и посвистывали, а одна девчонка прокричала: «Где ты подсняла его, Лили?» А другая, очень толстая черная девочка с заплетенными волосами, которую Марк не мог не заметить, сказала: «Оставь немного на мою долю, дорогая».
Марк уверен, что Лили улыбалась и махала ему рукой вполне искренне, что она действительно была рада его видеть. Крепко вцепившись в руль, с диким усилием пытаясь сосредоточить внимание на дороге, чтобы быть в полной готовности, чтобы справиться с любой опасностью, которая может возникнуть на пути, он думает, что, вероятно, в этом проявилось то, что она осознала свою любовь к нему, любовь к своему отцу. По крайней мере пока она ничего не упомянула о своем исчезновении в Рождество, когда она оставила записку со словами «ненавижу вас». Она определенно ничего не упомянула о том, что не хочет снова видеть его. Фактически Лили с большой радостью была готова забраться с ним в машину, подговорив его, чтобы он просто сказал медсестре, что на этот вечер забирает ее с собой, и на это он явно имел право, поскольку по нему было видно, что он — родитель, и это была суббота, а старшую медсестру в любом случае никогда не волновало, у которого из родителей есть предварительное разрешение от консультантов на встречу с детьми или же кому из детей временно запрещено покидать пансион.
Насколько он может видеть, их отношения с Лил возвращаются в нормальное состояние. Это даже лучше, чем нормально — нет ни малейшего шанса, что он пойдет на риск разрушить эти отношения и накричит на нее за то, что она сбежала после Рождества, или станет допрашивать, чем она на самом деле занималась в Лондоне в те несколько дней. Прямо сейчас он чувствует, что у них — отличная маленькая команда, они едут по стране, в побитом фургоне, живут сегодняшним днем, наплевав на все материальные удобства, ведут себя как настоящие хиппи-бродяги. Их ничто не связывает. Они всегда на один шаг впереди властей. Их не поймать. И не остановить.