Миссис Ловетт качала головой, грустно улыбалась и, кажется, не верила в правдивость его подозрений. Она подошла к комоду, и, достав оттуда что-то, мягко произнесла:
– Хватит пока пустой болтовни, Тоби. Давай-ка я дам тебе новенький, блестящий пенни, и ты сбегаешь и купишь нам ирисок?
Тоби взял монету, которую она протягивала ему, и взгляд его невольно переместился на кошелек, который она держала в руках. Темно-красный кошелек, украшенный золотыми бусинами!
Ужас охватил маленького Тоби.
– Это кошелек синьора Пирелли! – выкрикнул он, задыхаясь.
– Вовсе нет, – поспешно ответила женщина, – это просто подарок на День Рождения от мистера Тодда…
– А я о чем говорю! – ахнул Тоби, получив подтверждение худшим своим опасениям, – Скорее, мэм, нам нужно бежать, нужно найти бидла и привести его и полицию сюда…
Он схватил миссис Ловетт за руку, намереваясь тащить ее на улицу, но женщина быстро остановила ребенка, усадив его рядом с собой в кресло и пытаясь успокоить. Она не верила ему, не хотела верить в то, что ее сосед – убийца, но Тоби знал…
Миссис Ловетт запела, мягко уговаривая его успокоиться и убеждая в том, что она тоже будет защищать его. А затем она вдруг улыбнулась и предложила спуститься вниз, в подвал. Тоби всегда хотел научиться помогать ей с приготовлением пирогов, и не счел возможным упускать такой шанс.
В подвале царили полумрак и исходящая от канализации вонь. Тоби, оглядываясь, все больше жалел миссис Ловетт, вынужденную работать здесь. Впрочем, от жалостливых мыслей он быстро отвлекся, внимательно слушая и запоминая, как правильно закрывается печь и как нужно крутить тяжелую мясорубку. Закончив с объяснениями, она повернулась и направилась к двери, чтобы сходить наверх за чем-то, обещая вернуться через пару минут.
– Можно я съем пирожок, пока жду Вас? – спросил Тоби, глядя ей в спину.
Она обернулась и, улыбнувшись, произнесла:
– Бери, сколько хочешь, сынок.
Миссис Ловетт уже вышла, дверь за ней закрылась и замок щелкнул в наступившей тишине, а Тоби все стоял и улыбался, чувствуя, как одно-единственное слово согревает его сильнее, чем литр джина. Сынок…
Затем, опомнившись, он двинулся с места. Ему доверили важное дело, он теперь настоящий матушкин помощник! Несколько минут он честно крутил ручку тяжелой мясорубки, а затем, немного устав, подошел к противням с готовыми пирогами. Тоби взял с противня один из румяных пирожков и с аппетитом начал его жевать. Внезапно что-то жесткое и странно-противное попало ему на зуб, и он медленно вытащил непонятную начинку изо рта, разглядывая ее. Холодный ужас, смешанный с отвращением, пополз по его позвоночнику – в руках у мальчика был палец, запеченный, но, безусловно, человеческий палец. Что происходит? Как это могло попасть в пирог? Взгляд его заскользил по подвалу, ища хоть какое-то объяснение и натыкаясь на потихоньку загнивающие останки и кучу окровавленной одежды.
А окончательный ответ на вопрос пришел ровно в следующую секунду: в потолке подвала разверзлась дыра, и оттуда вывалилось нечто, с отвратительным хлюпаньем и хрустом упавшее на пол. Если бы Тоби пригляделся повнимательней, он бы узнал бидла Бэмфорда, но он отскочил в ужасе, лишь поняв, что перед ним мертвое тело, и изо всех сил заколотил руками в дверь, умоляя выпустить его. Однако массивная дверь была заперта, и криков ребенка, наконец узревшего окружавший его ужас, никто не услышал.
Тоби понял. Все еще в панике сбивая руки о дверь и до хрипов раздирая горло мольбами о помощи, он понял все – он был прав в своих подозрениях, Суини Тодд – жестокий убийца, а его дорогая миссис Ловетт знала об этом, и, кажется, помогала ему! А его, Тоби, она заперла здесь, в этом адском месте, чтобы заставить его молчать о его догадках!
Дыхание мальчика все еще оставалось сиплым и прерывистым из-за нарастающей паники, но он уже не кричал. Больше ни звука не вырвалось из его охрипшего горла, но безмолвный крик души с оглушительным звоном прокатился по всему подвалу.
Мама, за что?!
========== Часть 8. Мрак ==========
Он уже успел раз восемь запутаться в улицах огромного Лондона, хотя это и было непросто, ведь он шел в никуда, не имея конкретного адреса, к которому следовало приближаться. Он просто шел, и шел, и шел, лелея в сердце надежду, что когда-нибудь он придет туда, куда нужно. Лондон окружал его каруселью мест, вещей и событий. Сколько он уже здесь? Четыре дня, пять? Больше? Как давно он кружит по огромному, пропитанному туманом городу, надеясь сквозь рой окружающих его звуков вновь услышать ее прекрасный голосок?
Энтони метался по городу без устали, лишь изредка все же прерываясь на пару часов сна. Холод и сырость не брали его – слишком рьяно билось его горячее сердце, голод не волновал его – мысли были слишком заняты другим. Что его страдания, когда его возлюбленная заперта неизвестно где – страшно представить, в какое ужасное место мог отправить ее жестокий опекун! И в этом виноват он сам, он, кто клялся защищать ее до последнего вздоха! Ах, как губительна порою беспечность, и как страшно, когда за твои ошибки расплачиваешься не ты, а дорогой тебе человек. Юношу до сих пор пробирала дрожь при воспоминании о страшной сцене, случившейся вскоре после его разговора с Джоанной. Тогда он, ослепленный счастьем, по привычке без предупреждения и стука ввалился к своему другу, чтобы поделиться своей радостью… Снова забыв, что они уже не на корабле, где все друг друга знают, и что друг его – цирюльник, у которого бывают клиенты… Видно, само провидение наказало его за легкомыслие, послав в кресло мистеру Тодду опекуна Джоанны!
Впрочем, Энтони не был из тех, кто мог годами оплакивать свои ошибки, он терзался раскаянием прямо во время процесса их исправления. Неумолимый оптимизм, не оставлявший его в самые горькие времена, неуклонно гнал его вперед, убеждая, что еще не все потеряно, а пылающая в сердце любовь освещала путь даже ночами.
Взгляд молодого моряка упал на очередную вывеску, и его пробрала странная дрожь. “Благотворительный приют Фогга”. Благотворительный приют, конечно же. Энтони случалось слышать о подобных местах. Бедлам – вот было другое название такому заведению. Сумасшедший дом.
Следуя какому-то необъяснимому желанию, юноша поднял голову и увидел в зарешеченном окне ее. В ночном полумраке, в свете пары уличных фонарей она была едва видна, но Энтони узнал бы свою Джоанну из тысячи.
Она услышала его! Она услышала, как в своих метаниях по Лондону он звал ее, и подобралась к окну, чтобы увидеть его и показаться ему одновременно! Она не сказала ни слова, но один только ее взгляд, полный печали и веры в него, заставил Энтони прошептать:
– Жди меня! Я вернусь за тобой!
Она была слишком далеко, чтобы услышать или прочесть по губам сказанные им слова, но она поняла, и, кивнув, снова скрылась внутри.
Энтони несколько раз обошел мрачное здание, пристально его разглядывая, а затем поспешил прочь от него. Пару раз спросив направление у прохожих, он все же разобрался в том, куда забрел, и это место, по счастью, оказалось не так уж далеко от Флит-Стрит. Юноша, почти не раздумывая, бросился туда, ведь в нынешнем его положении без помощи друга было по-прежнему не обойтись. Из-за изначального непонимания того, где находился приют Фогга, моряк добрался до дома Суини Тодда только ближе к полудню следующего дня. Уже вбегая в цирюльню, он осознал, что снова забыл постучать, но, к счастью, в этот раз внутри находились только мистер Тодд и миссис Ловетт.
– В чем дело, Энтони? – устало спросил мистер Тодд, глядя на изможденное, печальное лицо младшего товарища.
– Он запер ее в бедламе, – только и произнес юноша, зная, что цирюльник поймет.
– Джоанну? – переспросил тот, разом стряхивая с себя усталость.
– В богадельню Фогга, – пояснил моряк, – я обошел ее добрую дюжину раз, внутрь не попасть, это крепость!