– Мы теперь на “ты”? – лукаво поинтересовался Энтони.
– По-моему, давно пора, – засмеялась Джоанна, и они слились в поцелуе, искреннем, чистом и нежном, как утренняя заря.
– И кстати, – произнесла Джоанна, когда они наконец оторвались друг от друга спустя добрую пару минут, – я раньше думала, что это просто влияние сказок про прекрасных принцев, которые я читала, но сейчас понимаю: мне тоже снился ты.
– Я, увы, не принц, – усмехнулся Энтони, но глаза его засияли еще ярче при ее словах.
– И слава Богу, – закатила глаза Джоанна, – настоящие принцы слишком непохожи на сказочных. А меня вполне устроит прекрасный путешественник, который увезет меня в страну мечты, – и оба снова засмеялись, сливаясь в поцелуе.
Они уезжали через два дня после разговора. Бетти оставалась жить у миссис Дейл, собираясь приехать в Плимут тогда, когда у ее “внучков” закончится медовый месяц, и они сами туда приедут. Джоанна с легкой грустью простилась с бабушкой и ее подругами, а затем и со своими друзьями. Самым тяжелым вышло прощание с семьей – Ланни плакала, заявляя, что не желает оставаться в пустом доме, в который однажды въедет чужая семья. Лили, по своему обыкновению, успокаивала ее, но видно было, что и у нее глаза на мокром месте.
А затем в какой-то момент, отстранившись от их объятий, Джоанна встала и прямо взглянула на них.
– Вы не останетесь в одиночестве и среди чужих, – звенящим голосом пообещала она, сама не понимая, откуда знает, что ей нужно делать, – Мама, Ланни, – она отогнала печаль подальше и, уверенно сверкая глазами, произнесла, – Я отпускаю вас.
На секунду призраки замерли, а затем неуверенно заулыбались и медленно исчезли.
– Где бы вы теперь ни были, – закончила Джоанна, утирая одну все же выскользнувшую из глаз слезинку, – будьте там счастливы!
А затем она вышла из дома и в последний раз закрыла за собой массивную дверь. Коляска уже ждала ее. Все было готово к новой жизни.
***
– Боже мой! – только и могла шептать Джоанна, оглядываясь.
Еще утром они с Энтони взошли на корабль в пасмурном порту Лондона, но теперь они плыли по Ла-Маншу, небо над которым было ясным и нежно-голубым, а волны которого были блестящими и спокойными. Джоанна никогда прежде не видела столько света, а моря вживую не видела вовсе, а потому теперь ее переполнял восторг, и она с жадностью внимала окружающей ее красоте.
Энтони довольно улыбался, поглядывая на невесту и искренне наслаждаясь тем, что она, кажется, совершенно забыла все свои печали. Он, конечно же, знал, что так и будет, ведь для него самого на свете не было ничего, прекраснее моря. Ну, кроме самой Джоанны, разумеется.
Радостно разглядывая блестящие бирюзовые волны, он не сразу заметил, что Джоанна в какой-то момент отвлеклась от расстилающегося перед ней пейзажа и взялась пристально рассматривать возлюбленного.
– Что? – поинтересовался он.
– Как темен Лондон, – странно сказала Джоанна, – в его тенях все кажется темнее, чем оно есть на самом деле. Я ведь только сейчас увидела, что у тебя волосы светлые, – она потянулась к нему рукой и осторожно заправила непослушную светлую прядку за ухо, – и глаза… Мне раньше казалось, что они темные, как бушующее море, а они такие голубые, как небо над нами.
Энтони запрокинул голову назад и искренне рассмеялся.
– Да, – подтвердил он, – Ваше наблюдение, мисс, совершенно верно. Они действительно голубые, от матери достались. Вернемся домой, я тебя еще с ней познакомлю. И с бабушкой, и с Рози – это моя подруга детства…
– Обязательно, – улыбнулась Джоанна, прижимаясь к груди любимого.
Париж встретил их теплом и огнями вечерних улиц. Джоанна, несмотря на усталость после плавания, радостно вертела головой, разглядывая незнакомые виды.
Энтони привел ее в небольшую гостиницу, в которой ему уже случалось бывать прежде, а до него и его отцу тоже. Хозяин гостиницы, месье Ренард хорошо знал его, а потому принял радушно и искренне поздравил с помолвкой. Свадьба была назначена уже на следующий день, поэтому Энтони ушел договариваться со священником, а Джоанна, которая прекрасно знала французский язык, отправилась совершать свадебные покупки.
Следующий день наступил слишком быстро. Энтони с утра пораньше выставили из комнаты невесты, чтобы он не увидел ее раньше времени. Он, уже одетый в новенький костюм и причесанный, ждал ее в церкви, куда ее должен был привезти месье Ренард, после того как мадам Ренард поможет ей подготовиться.
Джоанна осторожно вошла в церковь, и Энтони ахнул, едва увидев ее. Скромное, но изящное платье с кружевным кристально-белым верхом и и полупрозрачной верхней юбкой, под которой просвечивала нежно-персиковая нижняя, светлые волосы, собранные в пышную греческую косу, на которой бриллиантовой заколкой закреплялась длинная прозрачная фата, по краям расшитая белым кружевом, все это лишь обрамляло умопомрачительную красоту его невесты, так же, как и нежный букет из кремовых роз и бледно-розовых лилий, который она держала в руках.
И вот они стояли перед алтарем, с искренней верой произнося давно затертые тысячами губ клятвы. Священник кивнул жениху, и тот, глубоко вздохнув, повернулся к невесте и взял ее за правую руку, произнося давно выученные слова:
– Я, Энтони Хоуп, беру тебя, Джоанна Терпин, в свои венчанные жены, чтобы отныне быть вместе с тобой в горе и радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, чтобы любить и заботиться о тебе, пока смерть не разлучит нас, согласно воле Божьей. Для того даю тебе свое слово.
Джоанна крепче сжала его руку своей и ответила:
– Я, Джоанна Терпин, беру тебя, Энтони Хоуп, в свои венчанные мужья, чтобы отныне быть вместе с тобой в горе и радости, в богатстве и бедности, в болезни и здравии, чтобы любить тебя, заботиться о тебе и повиноваться тебе, пока смерть не разлучит нас, согласно воле Божьей. Для того даю тебе свое слово.
Сказав так, оба преклонили колени, с благоговением внимая голосу священника, читавшего над ними молитву. Затем священник подал им золотые обручальные кольца, и они, надев их друг другу на пальцы, наконец слились в целомудренном поцелуе, а разомкнув губы, так и продолжали смотреть друг на друга сияющими глазами, и у обоих в глазах читалась одна мысль: “Нас и смерть не разлучит!”.
Потом было веселое празднование, к которому охотно присоединились постояльцы гостиницы и парижские друзья Энтони, которых тот успел позвать на свадьбу, а потом… потом была ночь. Теплая, ясная, звездная ночь, в которую глаза юных влюбленных сияли ярче тех самых звезд.
Они остались одни в номере. Джоанна с сожалением расплела волосы и скинула с себя прекрасное платье, оставшись в одной только полупрозрачной нижней рубашке, а Энтони смотрел на нее и все не мог налюбоваться. Она подошла ближе, осторожно провела ладонью по его щеке, он наклонился вперед, прижимаясь своими губами к ее… И что-то вспыхнуло в них, ярче и жарче любого костра, и они оказались в кровати, не видя и не слыша ничего вокруг, кроме друг друга. Губы Энтони скользили по телу возлюбленной, и с них то и дело срывалось ее имя, самое прекрасное имя на свете… Она отвечала, и тоже целовала его с несвойственной ей прежде жадностью и страстью…
Соединившись в единое целое, они забыли все, что их окружало: они забыли прошлое, они не думали о будущем, они полностью погрузились в море любви и чарующего счастья. Они не видели, как все еще расходились гости с их небольшого торжества и как месье и мадам Ренард весело хихикали, посматривая наверх, в сторону второго этажа, где и находился номер молодоженов, не видели, как весь Париж продолжал жить своей жизнью, хотя и приветственно подмигивал огнями их окну…
Они не видели, как снаружи мягко сверкнула слетевшая с небес маленькая звездочка, знаменуя скорое начало новой жизни.