— Во суки!
Еще я воспроизводил песенный монолог Ильи Набатова про Ноя и его ковчег. Для простоты поясню, что персонаж фильма "Покровские ворота" артист Мосэстрады Аркадий Варламович Велюров (Леонид Броневой) - это Набатов один к одному. Он нашел себе беспроигрышный жанр - политическую сатиру, другими словами, он писал и пел со сцены гневные куплеты против империалистов. А я, дурак, их повторял. Что было - то было.
Если у меня спросят, хорошо мне было в лагере или плохо, я отвечу - хорошо! Потому что там были лес и река. И хотя вокруг было немало придурков, как маленьких, так и больших, нормальное большинство поддерживало такую атмосферу, которая не позволяла придуркам творить то, что им хочется.
Дом на Советской
Дом был построен еще до революции и уцелел в войну. Он находился возле Дома правительства примерно напротив костела на противоположной стороне Советской улицы. Улица тогда была узкой, мощеной старой брусчаткой. Это был трёхэтажный жилой дом из необлицованного темно-красного кирпича. В первом этаже был магазинчик, где продавали духи и одеколоны. Наискосок напротив, примерно там, где сейчас гостиница "Минск" был кинотеатр "Первый". Мне потом кто-то рассказал, что этот кинотеатр построен немцами во время оккупации из сборных деревянных конструкций — довольно большой зал, но без фойе.
В конце 50-х этот дом и много других старых домов снесли и на их месте образовалась просторная площадь Ленина. Улица Советская прекратила свое существование.
В этом доме жила двоюродная сестра отца тетя Рая. Муж ее погиб на войне. Она жила там с очень старыми родителями и дочкой Таней, которая была старше меня — когда я пошел в школу, она была старшеклассницей. Они занимали две комнаты в огромной 7-комнатной коммунальной квартире. Квартира изначально была роскошной и остатки этой роскоши создавали странный диссонанс с убогим имуществом ее обитателей. Квартира была на втором этаже, куда мы поднимались по лестнице с красивыми литыми чугунными решетками. На лестничных площадках были ниши. Отец сказал, что в этих нишах когда-то были скульптуры. В нишах вместо скульптур стояли примуса и керосинки — что-то варилось. Меня это не удивляло, ведь я жил хотя и не в коммуналке, но в доме с коридорной системой без кухонь и туалетов, так что наш примус обычно тоже выставлялся на коридор, чтобы в комнатах не воняло керосином, а тут — такое удобство — ниша в стене, примус не стоит на проходе, никто об него не споткнется. Возле двери тётираиной квартиры было 5 кнопок — каждый сосед имел свой отдельный звонок! Мы звонили и попадали в коридор. Слева были двери жилых комнат, справа — общий для всех туалет и общая ванная комната. Огромная ванна с кое-где отколотой эмалью стояла посреди комнаты. Кран был медный, напоминал львиную морду. Рядом высокая дровяная колонка для подогрева воды. Общей кухни не было, то есть изначально, в квартире, конечно была и кухня, но в ней кто-то жил.
Потолки в квартире были очень высокими, больше 4 метров, с лепниной, подоконники шириной больше метра. Мне очень нравилось лечь поперек подоконника и смотреть на улицу. Их семья занимала две комнаты: большая — метров 20, имела три двери (двери очень высокие, двустворчатые, с медными декоративными ручками) — одна входная, из коридора, две другие вели в смежные комнаты. Двери, ведущие к соседям, была заперты и заставлены комодом. То есть квартира была спроектирована так, что ряд смежных комнат составляли анфиладу. Вторая комната поменьше, дверь из нее вела на черную лестницу, которая не использовалась по прямому назначению, выход с нее был отгорожен фанерной стенкой. Это пространство заменяло кухню — там был шкаф с посудой, примус и запас дров.
Отопление печное — голландская печь, облицованная очень красивыми изразцами с выпуклым цветным рисунком, располагалась рядом с дверью между двумя комнатами.
Когда дом снесли, тетя Рая со своим семейством переселилась в двухкомнатную хрущевку "со всеми удобствами" на улице Краснозвездной.
Порядочные люди иностранных языков не знают
В детстве мне много читали, я рано начал читать сам. Сначала детские книги, потом общечеловеческие.
Мне подарили книжку Маршака "Сказки, песни, загадки", изданную еще до войны. В детских стихах вдруг находилось что-то такое, что смущало мою маму, а кое-что я понимал превратно.
Была там пьеса для кукольного театра "Петрушка-иностранец", очень смешная. Есть в ней такой эпизод: Петрушка одевается в чужую одежду и прикидывается иностранцем.