От Филина действительно несло водочным перегаром. Перегар я сразу почувствовал, а вот осадить его не догадался. Ну, Леночка, молодчина!
— Свиданничайте, жалко мне, что ли? Хрен с вами. А я в спальню, задам храповницкого, — произнес Филин как можно миролюбивее и, повернувшись, ушел в корпус.
— У него и туфли хорошие, и брюки, — задумчиво проговорила Лена, когда Филин скрылся. — Откуда деньги берет?
— Рассказывал, что чемоданы подносил на вокзале, какому-то нэпману товар привозил в Гостиный ряд, сгружал. Шнырит Филин по рынку, часто с какими-то ребятами компанию водит. Думаю, нечист он на руку.
— А может, он был с теми, кто у нас в подвале клад искал? Может, не весь, конечно, а частично-то открыли?
В здании нашей школы раньше было женское епархиальное училище. И вот, по разговорам, после Октября царскосельские священнослужители захоронили в тайниках в подвале церковную утварь: золотые чаши, наперстные кресты, ризы, кадила. Было ли это на самом деле, никто не знал, но только охотники до церковного добра находились, и наши ребята дважды спугивали таких кладоискателей.
— Едва ли. Про Степку надо спросить у Аристократа, говорят, он тоже балуется, у нэпманов кошельки таскает. Только его никто ни разу не ловил.
В пепельном небе дремали мягко очерченные облака, над головой не шелохнулся ни один лист старой липы. Где-то на окраине лаял пес. Наверно, уже было поздно, пора спать.
При расставании Лена взяла с меня слово, что я активно стану помогать девочкам в устройстве общешкольного вечера народных танцев.
Не сразу все-таки я решился действовать. Обращаться одному к Легздайн? Еще высмеет. Поделиться своей идеей с кем-нибудь из старших ребят? А вдруг комсомольцы обзовут мещанином, протянут на собрании, закатят выговор? Давно ли было то время, когда комсомолок прорабатывали на собраниях за подкрашенные губы, парней — за галстуки и даже за то, что опрыскивались одеколоном? И тогда я решил вопрос о танцах вынести на актив пионерского отряда. Заговорил таким тоном, будто просто хочу посоветоваться:
— Вот тут есть мнение…
«Сообщение» мое было принято с полнейшим одобрением.
— Эврика! — вскричал Лешка Аристократ. — Превратим наш детдомовский монастырь в лицей, где процветали бальные танцы!
— Далеко хватил, Леша, — остановила его пионервожатая Роза. — Лицей? Идею, конечно, Саша внес здоровую, и ее можно только приветствовать, но, прежде чем выражать восторги, надо еще подумать о «попечительнице нашего учебного округа». Знаете, разумеется, о ком я говорю? Как-то еще на ваше мероприятие глянет Мария Васильевна?
— В лоб стрелять не будем, — сказал я уже более уверенно: увидев, что никто не возражает, я приободрился. — Сначала подготовим небольшой доклад. Покажем какую-нибудь сценку, синеблузников мобилизуем, а то выступим с «живой» газетой. Думаю, Мария Васильевна против этого возражать не станет? А потом объявим, что будет разучивание народных танцев. Пойдет?
— Может, даже плясок, — поправила Роза.
Одобрено было и это предложение.
— Можно бы и билетики выпустить, — сказал Лев. — С городских содрать и монетку.
— Ну, это ты загнул, — поморщился Аристократ. — За культурное мероприятие калым драть?
— В общем, товарищи, решено, — подвела итог Роза. — Только, Саша, хорошенько продумай все детали. Мария Васильевна может задать сто вопросов, и на каждый должен быть готов ответ. Кроме рояля, у нас еще будет гитара, балалайка. Скажем, что мы хотим пригласить Архангельского как учителя пения, он знаком и с танцами, подучит ребят.
К моему удивлению, Марию Васильевну Легздайн уговаривать не пришлось. Очевидно, она не разделяла нетерпимого отношения к танцам как к гнилому пережитку прошлого. «Почему одни хороводы? — сказала она. — Только никаких расфуфыренных девиц из города. — И уж совсем неожиданно для меня она улыбнулась. — Эх, молодежь!..»
Поздно вечером, когда все в корпусе улеглись спать, я один ходил по двору и мечтал о танцевальном вечере. «Леночка сказала, что я и сам танцевать буду. Как это понять? Я ведь не умею. Она научит? Почему все девчонки запросто танцуют, поют? Талант у них к этому прирожденный?»
Расхаживая в одиночестве, я терзался от своей неуклюжести. «Дурак, дурак! Ну почему же не выучился танцевать?» И долго в ночной тишине я мерил шагами двор, пока не захотел спать.
Ближайшие дни я был занят подготовкой доклада, подбором сценки для драмкружка, совещанием с синеблузниками. И всякий раз находил самые неотложные причины, чтобы хоть на пять минут встретиться с Леной, проконсультироваться с ней.