Тем, кто начинал отставать или жаловался на трудности, терпеливо объясняла непонятное. Ободряюще говорила: это тебе только кажется, что ты неспособен. Все гораздо проще. Не трусь.
Мне уроки математики нравились, я много занимался, задавал учительнице вопросы, и Надежда Сергеевна часто хвалила меня за старание и любознательность. Я всей душой тянулся к ней.
Каждый воскресный день заглядывала Надежда Сергеевна в детский дом и совала мне что-либо вкусное — то пару конфет, то бублик, то кусок домашнего пирога. Она интересовалась моими мальчишескими делами, давала советы. Я привык делиться с ней своими мыслями, переживаниями, и секретов от нее не держал. Надежда Сергеевна тоже отвечала мне откровенностью. Был однажды такой случай. На улице стоял крепкий мороз, вороны на заборах сидели нахохленные, а Надежда Сергеевна неожиданно пришла в школу не в меховой шубе, которую обычно надевала при такой погоде, а в легком пальто. Заметив, что она замерзла, я предложил: «Не хотите погреться? Холодище!» Мы прислонились спинами к круглой железной печке и стояли молча. Наконец, я все-таки преодолел неловкость и спросил:
— Надежда Сергеевна, почему вы сегодня так легко одеты?
Она промолчала. Я не мог ничего понять и предположил вслух:
— У вас, случаем, не стащили шубу? Может, подозреваете кого? Мы с ребятами вам ее из-под земли достанем!
— Нет, Сашенька, не стащили. Все гораздо проще. Пришлось продать ее скупщику в Гостином дворе. Жизнь сейчас нелегкая, вот деньги и понадобились.
Я весь вскипел от негодования.
— Так это ведь несправедливо, Надежда Сергеевна. Наверно, еще и обманул вас живоглот?
— Справедливо или несправедливо — вопрос другой. У него — деньги, у меня — была шуба. Ничего, не переживай, Саша. Такова жизнь, и с ней привыкай считаться. Куплю себе оренбургский пуховый платок и буду одевать под пальто.
В этот же день я сбегал в магазин скупщика и там увидел знакомую шубку. Дня два обдумывал, как бы стащить ее и вернуть Надежде Сергеевне. Для верности поделился задуманным планом с Леной и в ответ услышал:
— Не будь глупым, Саша. Шубу Надежда Сергеевна все равно не возьмет. Только подведешь ее. Обещай, что выбросишь из головы эту затею!
Между прочим, таким же образом расстались со своими теплыми вещами и многие другие педагоги. Все, что можно было, они в трудные годы обменивали на продукты, чтобы прокормить свои семьи…
Преподавательница русского языка и литературы Нина Васильевна Кузнецова, красивая, немного «старорежимная» в нашем тогдашнем понятии женщина, поражала нас своей доброжелательной выдержкой. Тех, кто не знал урока, грязно писал в тетрадях, она не ругала, не поднимала на смех. Только посмотрит укоризненно и скажет: «Неужели тебе самому не стыдно?» Это действовало сильнее грозной нотации, учительницу боялись огорчить. Редко повышала она голос, и все же дисциплина на ее уроках была отменная.
Невиданное дело: многих из нас не радовал звонок на перемену — с таким интересом занимались мы с Ниной Васильевной. Она привила нам любовь к литературе, к родному языку. О себе, во всяком случае, я это могу сказать с уверенностью.
Я любил слушать Нину Васильевну с закрытыми глазами. Читает она Пушкина — и ты видишь отважного Руслана, вступившего в бой с коварным Черномором, многоязыкое войско Пугачева. Мой сосед по парте толкал меня локтем в бок, а на перемене издевался: весь урок, дескать, проспал. Я клялся, что не дремал ни минуты, и до мельчайших подробностей пересказывал все, о чем шла речь на уроке.
— Во дает Косой! Во заливает! — восторгался сосед. — Дрыхнет, провалиться мне на месте. С закрытыми глазами сидит. А почему все знает — не пойму. Может, такой гипноз… или колдует.
Вот и в эту среду я с удовольствием бежал после завтрака на урок литературы. Нина Васильевна еще накануне предупредила: сегодня у нас выступит ленинградский докладчик из Пролеткульта: вы можете задать ему интересующие вас вопросы.
Для нас гости не были новинкой. Перед школьниками старших классов выступали Алексей Толстой и Вячеслав Шишков, рабочие с железнодорожной станции, командиры местного военного гарнизона.
На урок Нина Васильевна пришла вместе с толстощеким председателем проверочной комиссии, которого мы уже третий день видели в школьных коридорах и совсем перестали опасаться. Удивляла нас только его манера говорить: председатель так энергично встряхивал головой, что с его крупного носа валилось пенсне, которое он тут же ловко подхватывал пухлой рукой. Вместе с ними порог класса переступил высокий худощавый молодой человек с буйной копной волос, в бархатной блузе с пышным синим бантом. Двигался он невероятно быстро и при этом сильно размахивал длинными руками. Нина Васильевна назвала нам вошедших с нею й предоставила слово, как она выразилась, своему коллеге по литературному цеху.