— Постойте, братцы! — воскликнул вдруг Коля Сорокин и сел на кровати. — Клей здесь? Ага, нет его. Так вот, не Клей ли нам это дело приклеил? Ну да! — хлопнул он себя ладонью по выпуклому лбу. — Помните, во время танцев курили во дворе? Вот тогда и зашел разговор об одеялах. Кто-то еще сострил, что старые, мол, на толчок отправляют продавать. Вот Клей все и перевернул.
— Точно, он!
— Больше некому!
— Набить ему морду!
— Темную устроить! Темную!
В том, что нас оговорил Клей, теперь никто не сомневался. Мало ему было ябедничать на отдельных ребят — наклепал сразу на весь коллектив. И все поэтому были согласны с тем, чтобы его хорошенько проучить. Спорили только о том, какую меру выбрать.
Я выступил против темной:
— Мы же не какая-то шпана! С такими привычками кончать надо.
— Завсегда, Косой, ты супротив братвы прешь! — воскликнул Гусек. — Тут тебе не пионерский сбор!
— Я тоже против темной, — поддержал меня Лев. — Выволочку дадим, но в открытую. Это будет как бы… классовый суд. Пусть видит, что все против него.
— Правильно. И все-таки надо Савку спросить, — резонно поддержал Коля Сорокин. — Хоть мы и убеждены, что больше некому, а спросить обязаны.
Решили Клея судить и после этого большинством голосов определить ему наказание. Пока же все держать в секрете — никому ни слова.
Откладывать дела в долгий ящик — это не в привычке горячих мальчишеских голов. На другой вечер все ребята, как один, вовремя улеглись в постели. Ничего не подозревавший Клей тоже разделся, поворочался-поворочался на своем жестком матраце и заснул. Последние два дня глазки его бегали особенно остренько и беспокойно.
В полночь Клея стащили с кровати и полотенцами привязали к спинке.
— Что вы, ребята? Что? — бормотал он спросонок. — Чего вы, ребята?
— Узнаешь, гнида! — недобро пообещал Филин, крепко затягивая сзади ремнем его руки так, что тот даже ойкнул. — Узнаешь, как на честных поклеп возводить!
Начался допрос.
Сперва Клей упорно отпирался, но, видя, что против него поднялись все ребята и не верят ни одному его слову, вдруг захлюпал носом.
— Зачем плетешь небылицы? — обычно писклявый голос Льва сейчас звучал грозно. — Знал ведь, что брешешь, а? Паразит ты типичный, и диктатура пролетариата с тобой мириться не станет.
По щекам Клея потекли слезы, он взмолился о пощаде и стал клясться, что больше ни про кого ничего и никогда доносить не станет,
— Сам не знаю, почему брешу, — бормотал он. — Это вы, вы меня ненавидите, потому и я…
— У, гад! — кипятились ребята. — Да что с ним возиться? Отмолотить, чтобы на год язык отнялся!
— Давайте прутьев принесем, разложим его на полу и выпорем? — предложил Гусек. — Да еще прутики в соленой воде вымочим. А? Надолго запомнит.
Уважением ребят Гусек не пользовался, и поэтому его идея не встретила одобрения.
— Это уж ты, Гусь, слишком далеко заехал, — сказал Лев.
— Хватит, ребята, мучить Клея, — вдруг тихо сказал Коля Сорокин. — Как-то нехорошо: человек он все-таки. Припугнули? — и хватит, он теперь надолго запомнит…
Коля решительно подошел к спинке кровати, начал развязывать ремень, стянувший руки Савки, однако силенок у него явно не хватало.
Мишанька Гусек схватил его за локоть:
— Может, еще завше пролегавишь? Гляди, как бы мы тебе темную не состроили. Сам же в Клея пальцем ткнул: он виноватый.
— Да, ткнул. Но самосуда я не предлагал. И давайте не будем себя позорить.
— Отскочь! — оттолкнул Колю Филин. — Еще сопли под носом, а туда ж, командовать! Без тебя разберемся. Спусти Клею на этот раз — другой поклеп настучит.
— Не исключено. И все-таки нельзя всей спальней одного терзать. Мы же не садисты какие-нибудь, не белогвардейские бандиты.
— А он трепло!
Когда заговорил Сорокин, на заплаканном лице Клея появилась было надежда. Но, видя, что Филин настаивает на расправе, он вдруг отчаянно крикнул;
— Какой поклеп? Какой? А что ты после танцев возле уборной Гуську говорил? Что? Что новые одеяла на склад получают, что надо вызнать и передать Васяну с ребятами! Забыл?
Всех нас поразила перемена, происшедшая с Филином: продолговатое лицо его посерело, заметнее выступили веснушки вокруг горбатого носа, он как-то вжал голову в плечи.
— Ты, гад… чего, гад…
— Сам слышал! Сам!
— Клепать? — прорычал Филин, не в силах больше ничего вымолвить. — Клепать? Задушу!