Секретарь и песочил нас и улыбался.
— Что ж, будем разбирать ваше дело.
Зато Легздайн, узнав, что мы все-таки ускользнули из ее рук и уже стали студентами, взбунтовалась.
Разбирательство нашего дела в райкоме шло несколько часов. Мария Васильевна долго говорила о научном подходе комиссии педологов к выбору профессии, а потом весь огонь сосредоточила на мне.
— Товарищи, вы только посмотрите, — говорила она, — что сотворила эта группа под руководством комсомольского секретаря. Взломали железный шкаф — это раз, — заведующая загнула один палец. — Выкрали из него документы — это два. — Она загнула второй. — И без разрешения поступили в техникумы — три. — Сложенную таким образом в кулак руку она воздела кверху, словно призывая в свидетели какую-то высшую силу, и энергично подытожила: — Исключить их надо из техникумов за обман.
Однако секретарь райкома не поддержал эту меру.
— Мария Васильевна, — миролюбиво заговорил он. — Ребята, конечно, совершили глупость: вспомнили старое и взломом решили вопрос. Чубы им за это надрать следует. Но вот что заслуживает внимания: денег из детдомовской кассы не тронули, одеждой на складе тоже не интересовались. Взяли только положенные им справки об окончании школы для того, чтобы учиться, как им кажется сейчас, самой любимой специальности. Может быть, поймем это, товарищ Легздайн, объявим им по устному замечанию и отпустим? Что же касается педологов, то они тоже частенько ошибаются. Как раз недавно я читал статью в «Ленинградской правде», как они дров наломали.[2]
Точку зрения секретаря поддержали вызванные в райком пионервожатая Роза и Надежда Сергеевна Сно. Они тоже осудили наши действия, однако просили учесть, что в школе-колонии мы были отличными учениками.
— Я так скажу, — закончила свое выступление Надежда Сергеевна. — В общем, это хорошие и способные ребята. Возможно, в будущем, под влиянием жизненных условий, они изменят свои специальности, но вот страстное желание осваивать новые знания безусловно сохранят. В главном и решающем они честны перед комсомолом и детским домом.
Таким же примерно было мнение и других товарищей: порицая наше самоуправство, они сходились на том, чтобы отпустить нас учиться туда, куда мы хотим.
После разбирательства в райкоме комсомола мы вместе с Марией Васильевной отправились в школу-колонию. Она вызвала завхоза и распорядилась выдать всем, как она сказала, «беглецам» выходное пособие.
Через день мы уже навсегда уехали из детского дома. Мария Васильевна Легздайн хоть и была сердита на нас, но, прощаясь, прослезилась, сказала, что ценит наше упорство и надеется на лучшее в нашей предстоящей большой жизни.
ЧАСТЬ III
ПОРУЧЕНИЕ РАЙКОМА
…Пошла вторая неделя, как я избран первым секретарем Василеостровского райкома комсомола.
Третий раз за это время прихожу к секретарю райкома партии товарищу Шишмареву, и всякий раз, когда переступаю порог его кабинета, меня охватывают непонятное волнение и скованность. И ведь не суровый человек Алексей Андреевич, а я робею, да и все! На вопросы хозяина кабинета то отвечаю так тихо, что он меня не слышит и переспрашивает, то мучительно долго затягиваю паузы между фразами. Меня еще ни разу здесь не ругали — наоборот, доброжелательно поясняли, что делать, как вести новую работу, и тем не менее, входя в кабинет, спокойным я себя еще ни разу не чувствовал. Наверное, подавляет авторитет Шишмарева, о заслугах которого я, как и все василеостровцы, давно наслышан. В прошлый раз, когда я вошел к Шишмареву в кабинет, ему о чем-то докладывал инструктор. Я тогда поразился уверенности его тона, свободным жестам: «Вот это да! Шпарит на равных, и все тут. Доживу ли я когда до подобного?»
Иногда я ловил на себе его быстрый, словно подталкивающий взгляд: «Ну, ну, посмелей!»; увидев на моем лице краску, Шишмарев сдерживал нетерпение, и взгляд его сразу принимал такое выражение, будто у меня все идет как надо. Этот опытный, умный партийный работник, разумеется, видел, как нелегко давался мне шаг от студенческой скамьи до райкомовского кресла, понимал, сколь многому мне еще надо научиться, давал возможность освоиться с должностью, привыкнуть к ней.
2
В конце 20-х годов педология начала претендовать на роль «марксистской науки о детях», монополизируя право на изучение ребенка, оттесняя педагогику и поглощая психологию, анатомию и физиологию детского возраста. Идеалистические и механистические установки педологии, игнорирование собственной деятельности школьников и ведущей роли воспитания и обучения в развитии ребенка, чрезмерное увлечение научно не обоснованными тестами, при помощи которых определялся так называемый коэффициент умственной одаренности учащихся, причинили школе много вреда. Педологические извращения в начале 30-х годов подверглись справедливой критике.
Многие советские ученые, связанные с педологией и допускавшие серьезные ошибки, вместе с тем сделали немало для творческого развития педагогики и психологии.