Почему радары не засекли автономные военные фобы, кто инициировал атаку, кем был отключен внешний купол. И как вышло так, что после бомбардировки целыми остались лишь детская казарма да продуктовый склад – неясно. Но факт остается фактом. В ночь со вторника на среду, ближе к утру, когда небо было еще чёрным, но рассвет уже витал в воздухе, мы оказались одни посреди снежной пустыни. С минимумом запасов, без оборонительного периметра и фактически без надежды вернуться в Корпус – стационарная платформа тоже стала жертвой бомбардировки.
Той ночью северный кордон был уничтожен полностью, если не считать двух раненых солдат, которые успели выскочить из обзорных башен. В числе представителей Детского корпуса потерь не было.
Уже к обеду раненые были загружены в беспилотные санки. Из-под руин было поднято всё, что могло принести хотя бы минимальную пользу. А весь наш отряд построился для того, чтобы двинуться на юго-запад. К пятнице мы надеялись добраться до Новокопска, ближайшего к кордону населённого пункта, где можно было найти мобильную платформу или, в крайнем случае, связаться с Корпусом.
Мы шли почти без остановок по рыхлой заснеженной дороге, иногда проваливаясь по колено и тихо завидуя умирающим в санях солдатам.
– Надо было бросить их на базе, – бурчал Зверь, бросая на раненых кровожадные взгляды, – Тогда мы хотя бы могли ехать по очереди. Зачем нам это мясо, Север? С каких пор ты стал таким жалостливым?
Северов на выпады Зверёныша не отвечал. Он мрачно поглядывал на ярко-синее небо, скалился почти белому солнцу и непрестанно нас подгонял.
– Да ты озверел совсем! – Птица повисла на Соратнике и тяжело дышала, вытирая мокрый рот концом длинного шарфа. – Я уже ноги едва передвигаю, а ты всё гонишь. Куда мы торопимся?
– И я о том же, – согласился Зверь. – Давай передохнём. Старуха вон совсем зелёная.
Арсений Северов, который раньше просто игнорировал всё недовольное бухтение, вдруг остановился, резко обернулся, сделал два шага в нашу сторону, а затем отвесил Зверю увесистый подзатыльник.
– Ещё раз услышу эту дурацкую кличку…
– А что сразу я? – обиделся Зверь и потер ушибленное место, глядя на меня обвиняющим взглядом. – Ёлка, между прочим, твоих нормативов не сдавала! – поправил шапку и, отходя от злобного начальства подальше, буркнул: – А ты всё подгоняешь. Её же шатает уже, как пьяную. И синяки под глазами на всё лицо…
Не знаю насчет синяков, в зеркало я не смотрелась, но чувствовала я себя действительно мерзко. От холода почему-то особенно сильно болели плечи и шея, а ещё чудовищно жгло глаза и хотелось спать.
– Пять минут привал, – объявил Север, заглядывая мне в лицо. – Ёлки зелёные, Оля, ты когда пила в последний раз?
– Не помню… – проворчала я и потрясла своей бутылью с водой. – У меня регулятор сломался. Вода ледянющая, а мне и так холодно.
– Что сразу не сказала?
Север снял с шеи свой термос и протянул мне:
– Пей!
– Спасибо, – я зубами стащила перчатку с правой руки, подышала на озябшие пальцы и, нажав на кнопочку, заставила выдвинуться соломинку. Никогда не думала, что тёплая вода – это такой неземной кайф. Когда-то раньше у меня такое словосочетание вызывало неосознанное отторжение.
– Оставь себе, – велел парень, снимая с меня мой поломанный термос. – Правда устала?
Я пожала плечами, попыталась сделать независимый вид, а потом обречённо выдохнула и кивнула:
– Правда.
Северов посмотрел на небо, поморщился, как от зубной боли, и заявил:
– Так, народ, слушаем меня внимательно! Всё указывает на то, что к вечеру начнётся буран. Так что вариантов у нас два: либо ускоряемся ещё больше, чтобы добраться до подлеска, который, если верить карте, километрах в пятнадцати впереди, либо окапываемся и ночуем здесь.
– Здесь? – испуганно спросила я. – Холодно же.
– В лесу будет не намного теплее, – заметил Соратник. – И если мы потратим все силы на дорогу, то вряд ли сможем устроить достойный зимней ночёвки лагерь.
Ночёвка посреди заснеженного поля или в морозном зимнем лесу? М-м-м-м… И то, и другое так вкусно, прямо и не знаю, что выбрать. Почему я не подумала об этом, когда мы покидали руины базы? Почему не задумалась о том, что спать придется в сугробе?
– Мы все умрём, – поделилась я своими мрачными мыслями.
– Меня радует твой оптимизм, – улыбнулся мне Северов. – Решено. Роем норы.
– Какие норы? – мысленно я представила себе вырытую в сугробе пещеру, в которой меня заставят ночевать. Там я и сдохну, с вероятностью в сто процентов.
– Для теплокапсулы, конечно, – сообщила Берёза, извлекая из своего рюкзака небольшую лопатку.