Выбрать главу
13 лет, мальчик: «Хорошо ли стесняться?»

Плохо. Когда человек стесняется, он зажимается, это его парализует. Для того чтобы человек не стеснялся, он должен себя найти, почувствовать, обрести уверенность в себе. Это долгий и трудный процесс, и многие люди до конца жизни не могут вскарабкаться на эту ступеньку.

3 года, девочка: «Что такое честь?»

Это самоуважение. Это когда человек не делает каких-то стыдных поступков, потому что для него важно выглядеть достойно в собственных глазах.

Вы человек чести?

Стараюсь им быть.

6 лет, мальчик: «Я вот купил тебе подарок. А что ты мне подаришь?» Представьте, что вы Бог или самый богатый человек в мире и можете подарить мальчику все что угодно: умения, знания, деньги. Что бы это было?

Везучесть. Это самый драгоценный подарок на свете. Когда ты чего-то не заслужил, а тебе это все равно досталось. Это такой праздник, что ничего радостнее на свете не бывает.

Вы везучий человек?

Тьфу-тьфу-тьфу, пожаловаться я не могу. По моему опыту, если надо вытянуть один шанс из десяти, я не вытяну. А если один из трех, то вытяну.

9 лет, девочка: «Почему Иерусалим такой важный город?» Что бы вы стали писать в Иерусалиме?

Не знаю, Евангелие какое-нибудь. Я не могу этого заранее сказать. Мне надо чувствовать место. Свой первый дом за пределами России я долго искал. Я точно знал, что он должен быть именно за пределами России, потому что на определенный этап своей работы я должен выпадать из своего привычного окружения. Кроме того, я должен не слышать русской речи, чтобы она не вмешивалась в мой текст. И мне очень нравилось бывать на севере Италии, в районе озер. Но побывав в одном месте, в другом месте, я понял, что в Италии не напишу ничего. Совсем. У меня там просто ступор. Я искал во многих, многих местах и нашел одно конкретное место на севере Франции, где почувствовал: здесь правильное для меня место. Я человек не мистического склада. Но, безусловно, что-то такое есть, и всякий писатель вам это скажет. Потому что с каждым из нас происходили удивительные истории и приключения, которые можно объяснить совпадениями, но это неинтересно, а интереснее считать это сигналами, что есть нити, которые откуда-то тянутся и что-то с чем-то соединяют. Это греет душу.

15 лет, девочка: «Есть ли такая вещь, как судьба?»

Наверное, есть, но нас это не должно интересовать. Вы хотите знать, какого числа и от чего вы умрете? Нет. Зачем вам это нужно? Так жить будет неинтересно. Ты свое прокукарекай, а там пусть хоть не рассветает.

5 лет, девочка: «Зачем нужна правда?»

Правда нужна в первую очередь тебе самому, чтобы избежать самообмана. Если ты в чем-то не разобрался и знаешь, что ты себя обманываешь, но все равно идешь по этому пути, это для тебя закончится ущербом, травмой.

А что такое правда?

Я сейчас пишу историю Российского государства, и меня вопрос исторической правды очень занимает, потому что наша история вся залеплена выдумками, притом такими старыми, что они часто воспринимаются как неоспоримый факт. А начинаешь разбираться, читать документы и понимаешь, что это придумано вот тогда-то и с тех пор вошло в традицию. Я занимаюсь историей, и у меня есть представления о том, что такое хорошо и что такое плохо, у меня есть свои политические взгляды. Так вот, правда должна состоять в том, чтобы я не позволял своим взглядам влиять на изложение. Даже если мне очень хочется что-то обосновать или вытянуть. А если я вижу, что нет для этого оснований, я должен держать себя в руках.

Когда речь идет о войне и воюют две силы, то давайте исходить из того, что правды нет ни у той, ни у другой стороны. Взаимоистребление и безумство оправдать ничем нельзя. Правды там не ищите. «Не убий» — вот это правда.

В целом же правда у каждого своя. Надо оперировать понятием справедливости, она для всех общая. Это баланс неких правд. Без этого не может быть ни закона, ни правового государства.

8 лет, мальчик: «Зачем люди воюют?»

Люди воюют, потому что человечество находится на низкой стадии развития. Мы пока представляем собой варварское зрелище, мы друг у друга что-то отбираем, мы убиваем и едим живые существа, сдираем с них шкуру, мы делаем множество вещей, которые нашим потомкам через сто-двести лет будут казаться невероятной дикостью, как нам сегодня кажется работорговля. Война из той же сферы — это болезнь роста человечества, из которой мы еще не вышли.