– Саломея, друг мой, – обратилась к девушке директриса. – Скажи мне, не влюбилась ли в кого-нибудь Вероника?
– О да, – сразу согласилась Саломея. – И это прекрасно!
– Как есть его имя? – спросила директриса.
– Его зовут Джон Грибкофф, – ответила Саломея, потупя глаза, потому что она была моложе своих соседок и еще ни разу не влюблялась.
– Где он живет? – спросила директриса.
– Я полагаю, что в своем дворце, – сказала Саломея.
– Далеко ли его дворец от нашего Детского острова? – спросила директриса.
– О да! – искренне откликнулась Саломея.
Но более ничего конкретного ответить директрисе не смогла.
Слушая директрису, Милодар тосковал, потому что время утекало между пальцев, а широколикая директриса рассказывала крайне обстоятельно. В то же время он был убежден в том, что, не прояви директриса такой педагогической активности, вернее всего, роман Вероники и таинственного поклонника не принял бы драматических форм. Но что делать – директриса всегда действовала строго по инструкции. А инструкция требовала расследовать любое необычное явление в жизни Детского острова.
Убедившись в том, что Вероника влюблена, директриса решилась на разговор с самой ослушницей. По правде говоря, никакого преступления в любви нет, и сама госпожа Аалтонен роковым образом влюблялась, о чем старалась даже не вспоминать. Но память о том трагическом увлечении осталась в ненависти директрисы к сахару, компотам, варенью – всему сладкому. Из-за чего страдали дети, потому что в детдоме даже чай был несладким.
Директриса прямо спросила Веронику, что с ней происходит. И Вероника ответила директрисе, что она влюбилась. «В кого?» – спросила директриса. И Вероника ответила, что она влюбилась в Джона Грибкоффа, вполне достойного человека, холостого и добропорядочного. «Кто же он по специальности?» – спросила директриса, но Вероника отказалась ответить на этот вопрос, заявив, что директриса, наверное, шутит, потому что Веронике кажется странным, что на свете есть человек, незнакомый с Джоном Грибкоффом.
Директриса сделала вид, что удовлетворена объяснениями девушек, но заподозрила, что стала объектом какой-то шутки или даже заговора. Поэтому она тут же направилась в учительскую и спросила там у своих коллег, не слышал ли там кто-нибудь такого имени: Джон Грибкофф.
В большинстве своем преподаватели, воспитатели, охранники Детского острова были молодыми людьми, и все они воскликнули буквально хором:
– О, несчастный Джон Грибкофф!
После ряда расспросов директрисе удалось выяснить, что Джоном Грибкоффом называли идола молодежи, авангардистского певца и танцора родом из Мелитополя. Его хиты, такие, как «Не казни меня живого» и «Чашка кофе в моем кармане», запали в душу миллионам его почитателей…
– Как он проник на наш саари? – строго спросила директриса.
– Ах, он не проникал, – с сожалением воскликнула преподавательница латыни Ларисочка Катулл. – Он погиб, прыгнув с парашютом на вершину Эвереста, ровно три года назад.
– Погиб? – ахнула директриса.
И, не откликнувшись на удивленные возгласы в учительской, она немедленно покинула комнату и уединилась в своем маленьком кабинете.
Случилось то, чего она боялась все годы своего правления на Детском острове: в его мирную размеренную жизнь вмешалась мистика. Каждый преподаватель понимает, насколько мир живых и мир мертвых близко соприкасаются в сознании ребенка. Ребенок же, заточенный злой волей судьбы на Детском острове, тем более может оказаться игрушкой в лапах злобных сил, которые тянутся с того света. Директриса надеялась, что остров хорошо защищен от гномов, троллей и злых эльфов. Но на деле обнаружилось, что это не так. Вот она, чернокудрая Вероника, – кто мог подумать, что у нее в семнадцать лет уже наметилась связь с инкубом? Или, может быть, эти полумертвецы зовутся иначе?
Перед директрисой встала задача всерьез разобраться в этой страшной истории. И как ни тяжело было ее деликатной натуре беседовать с воспитанницей о неприятных вещах, долг приказывал ей продолжить беседу.
Директриса подстерегла Веронику, побледневшую, похудевшую и похорошевшую, у входа в столовую и попросила уделить ей несколько минут для секретного разговора.
Для этой цели на Детском острове использовали розарий, разбитый как раз за южной башней.
Вероника покорно пошла за директрисой, ничем не выказывая страха или смущения. И вот, собрав в кулак свою волю и знание русского языка, директриса сказала, глядя на воспитанницу внезапно запотевшими очками:
– Твой роман с одним молодым… киолют…
– С мертвецом, – улыбнувшись, подсказала ей Вероника.
– Вот именно, киолют, – представляет большую тревогу для воспитательского корпуса нашей коулу.
– Получается школа мертвецов, – пошутила Вероника, чем вызвала в глазах доброй директрисы неподдельный ужас.
– О нет! – ахнула директриса. – Я спрашиваю о самом настоящем! Неужели ты полюбила мертвого человека?
– Мне трудно поверить в то, что он мертвый, – произнесла Вероника. – В моей памяти он навсегда останется живым. Вы знаете, что он разбился вдребезги о вершину Эвереста, но в тот момент он продолжал петь свой последний хит.
– О да! – согласилась директриса. – Но это не есть настоящая раккаус. Это есть игра в любовь?