Изучая свои руки, свой голый безымянный палец, Соломон сжимает кулак. Разжимает его.
Так и было.
Шесть месяцев назад, на самом деле.
В тот день, когда он проснулся в пустой постели после лучшей ночи в своей жизни.
Ночи, такой же незабываемой, как и девушка, с которой он ее разделил.
По крайней мере, раз в день, сидя за рабочим столом или во дворе, его сознание ни с того ни с сего вызывает ее. Она вызывает в нем горько-сладкую боль, которую он не может прогнать, как бы ни старался. Самая светлая, самая яркая, самая красивая женщина, которую он когда-либо видел.
И самая грустная.
Мне всегда одиноко.
Он до сих пор помнит выражение ее лица, когда она это сказала.
Открытое, искреннее, такое чертовски грустное, что у него даже не нашлось слов. Он просто поцеловал ее. И этого было достаточно.
Он взорвался, падал со всех ног, пытаясь овладеть ею, но ей, похоже, было все равно. Они разрывали постель, ее тело пылало в его объятиях. Соломон жаждал ее так же сильно, как и она его. Все в ней было слишком хорошим, чтобы быть правдой. Рай. На одну ночь он держал в своих объятиях этот чертов рай.
На следующее утро он проснулся один, без рубашки. Он обшарил пустую комнату в поисках ее, и его охватило старое чувство паники. Даже сейчас он ненавидит то, что она ушла, не попрощавшись. Не оставив своего имени. Не оставив возможности убедиться, что она добралась до места назначения в целости и сохранности.
Это не его работа — беспокоиться, — снова и снова напоминал ему Хаулер. Она была просто интрижкой. Первая за семь лет.
Интрижка на одну ночь? Чертова интрижка? Нет, он хотел ее. Он хотел найти ее и поблагодарить за то, что она встряхнула его, за то, что сорвала с него мрачный плащ тьмы, который он носил последние семь проклятых лет.
Он держал в своих объятиях падающую звезду в течение одной ночи. Жгучее, такое сильное чувство, что он готов был сделать все, чтобы сохранить ее, но не успел — она сгорела полностью.
Он скучает по ней. И по покою, который она ему подарила.
Но все же лучше, что она ушла. После Серены — после того, что он сделал — любовь, отношения — это не то, чего он заслуживает.
Это то, что должно быть далеко, далеко от него.
Хаулер усмехается.
— Застряла в твоей голове, не так ли?
— Хаулер, — говорит он, делает глоток своего бурбона, а затем гладит Пегги Сью по голове. Собака лижет ему руку, издает низкий довольный вой и снова засыпает. — Когда мне понадобится твое мнение, я, блядь, спрошу его.
Его лучший друг хмыкает, жонглируя в руках бутылкой Rittenhouse Rye.
— Тебе нужна перезагрузка, — говорит он, наливая ржаной напиток в стакан со льдом. — Сделай, как я, и займись туризмом. — Он кивает, выделяя бойкую рыжую девушку, читающую путеводитель по Аляске. — Затаскиваю их к себе наверх, раскачиваю их мир, а утром они уезжают.
Соломон качает головой. Полюбить их и бросить — такова стандартная установка его лучшего друга.
Хаулер качает головой и делает задумчивое лицо.
— Полагаю, ты сделал это в Теннесси, не так ли?
Соломон рычит и упирается руками в барную стойку, готовый сказать Хаулеру, чтобы он отвалил, как вдруг его внимание привлекает яркий голос.
— Скажите, мисс Трулав, у мисс Пейн очень эклектичная атмосфера, не так ли?
— Абсолютно. Если вы последуете за мной, я отведу вас в ее комнату крика.
— Крика?
Соломон поднимает глаза и хмурится, глядя на кривой телевизор. Ногастая блондинка на высоченных шпильках проводит экскурсию по готическому пентхаусу. Чертов Лос-Анджелес. Все в этом городе кричит о фальши. Не то что Чинук с его солью земли. Люди, которые готовы отдать человеку рубашку со спины и последний доллар на счету, если он в этом нуждается.
Женщина останавливается, чтобы открыть дверь. За ней ярко-розовая неоновая вывеска с надписью СМЕРТЬ.
— Как вы видите, помещение мисс Пейн вдохновлено новоорлеанским мавзолеем, но в роскошном масштабе. Ее комната для криков и студия украшены обоями с изображением кошачьих, что является знаковым примером того, как можно оживить небольшое пространство. — Затем она поворачивается к камере крупным планом и улыбается.
Все дыхание покидает тело Соломона.
Господи, это она.
Девушка из бара "Медвежье ухо".
— Ни хрена себе, — говорит Хаулер, хотя его голос звучит туманно, издалека.
Пегги Сью поднимает голову, из нее вырывается низкий обеспокоенный вой.
Логотип Access Hollywood в углу экрана. Бегущая строка внизу гласит: Тесс Трулав, дизайнер интерьеров для звезд.