Третье: Тесси, и что с ней делать. Сдержанная. Охраняемая. Совсем не похожа на ту легкомысленную дикарку, которая обнажила перед ним свою душу в баре "Медвежье ухо". Улыбка, ударившая его в солнечное сплетение в тот вечер, сменилась хмурым взглядом, который — осмелится ли он сказать это — заставил ее выглядеть еще красивее, чем он помнил. Длинные светлые волосы, рубиновые губы, тонкие эльфийские черты лица. И что самое ужасное — он не может оторвать от нее глаз. Ее тело стройное и подтянутое, в животе — маленький твердый шарик ребенка.
Его ребенка.
Эта мысль что-то делает с его чувствами. Отменяет все рациональные мысли и заменяет их врожденным первобытным инстинктом.
— А вот и номер.
Бодрое объявление заставило его остановиться на месте. Портье остановился у подножия лестницы, ведущей в номер-люкс, расположенный на краю белопесчаного пляжа. Океан неспокойно плещется. На тротуаре на солнцепеке лежит коматозная игуана. Вдалеке — крики чаек. Вдалеке звучит ударная музыка.
Все слишком ярко и чуждо. Это не дом, как Чинук. Знакомый. Старый. Тем не менее, он здесь, и он сделает все возможное. Если он смог прожить в лесной хижине семь лет, то сможет продержаться и три дня на пляже.
Каждый мускул в теле Соломона напрягается, когда Тесси поскальзывается, делая первый шаг, и ее каблуки скользят по мокрому мрамору. Он стремительно бросается вперед, чтобы обхватить ее за талию. Она напрягается, когда он притягивает ее к себе, но держится за него, пока не сориентируется.
Близко. Так близко, что между ними витает ее запах, смесь кокоса и морской соли. Когда она почти в его объятиях, легко заметить, какая она маленькая. Может быть, метр шестьдесят два без каблуков, все ноги и живот.
— Ты в порядке? — грубо спрашивает он, изо всех сил стараясь не замечать, как она прижимается к нему животом. Взмах ее длинных темных ресниц производит в его мозгу какое-то безумное действие.
— Нормально. Чертовы каблуки, — говорит она, глядя на него широко раскрытыми шоколадно-карими глазами.
— Не стоит носить каблуки.
Она усмехается. Затем она отталкивается от него и поднимается по лестнице.
Соломон качает головой.
Упрямая. Приятно слышать.
Его бесит, что ее раздражает его присутствие, но ей придется с этим смириться. Всасывать его, как весь этот лос-анджелесский смог, с которым она живет каждый день.
Ему приходится пригибаться на лестнице, и когда он, наконец, протискивается за угол, портье размахивает ключом от номера перед датчиком.
— На территории курорта шестнадцать ресторанов для гурманов, неограниченное количество блюд и напитков премиум-класса.
— Подождите, — говорит Соломон. — Все включено?
Тесси бросает на него злобный взгляд.
— Вот что такое "все включено", Соломон. Это неограниченные возможности.
Не впечатленный, он скрещивает руки.
— Звучит расточительно.
— Это не расточительство, это… — Она прерывается, когда дверь распахивается, открывая комнату. — Пять гребаных звезд, — вздыхает Тесси и вбегает внутрь.
Портье ухмыляется.
— Она быстрая, сеньор.
Соломон кивает, борясь с собственной ухмылкой.
— Так и есть.
— Черт, — говорит он вслед за ней, вытирая внезапно вспотевшие ладони о бедра своих джинсов. Мгновенно он оказывается не в своей тарелке.
Как и Тесси — комната поражает воображение. Большая роскошная зона отдыха с Г-образным диваном, журнальным столиком, похожим на бетонную плиту, и бархатными креслами. Спальня с роскошной кроватью королевского размера. Мраморная плитка. На стене висят гравюры с пальмами в стиле арт-деко. Их чемоданы уже стоят на багажных лотках в спальне.
Соломон с интересом наблюдает, как Тесси порхает по комнате, проводя пальцами по каждой поверхности. Металл. Шелк. Дерево. На каблуках она похожа на незаконченное предложение. Она кружит по кругу, практически левитируя, когда вплывает в комнату. Едва успевает задержаться на одном месте, как бросается осматривать новый предмет декора. У него перехватывает дыхание, когда он наблюдает за ней. Руки прижаты к сердцу, рот открыт в изумлении, когда она впивается взглядом в глянцевый зал.
Это что-то значит для нее. Этот отпуск.
Она останавливается у барной стойки, где манят бутылки Tito's.
— О, ты только посмотри на эту плиту с живыми краями. — Ее неоново-розовые ногти отбивают такт по фанерованной столешнице. А затем она снова уходит и движется, за ней следует хор охов и ахов.