А ещё он заметил за собой, что становится жутко раздражительным. И ему нравится говорить гадости - с лицом, выражающим чуть ли не добродетель.
Но в храме он молчал и ждал от храмовников, что ему помогут.
И не поверил, когда услышал от Перта, что Селена приглашает его на праздник Зимы в Тёплую Нору.
- Но леди Селена знает?.. - не договорил он, обескураженно глядя на Ильма, который вывел его из Старого города и посадил в машину.
- На месте ей расскажем всё, - скороговоркой отозвался Белостенный. - Может быть… Перт промолчал, говорить ли ей. А ты как думаешь?
- Не знаю, - медленно ответил мальчишка, испуганный, что его заставляют решать такой страшный вопрос.
Пока ехали по городу, пересекая его - оба молчали. Вереск в смятении думал о том, что скажет сестра, узнав о демонической сущности. И заранее злился, что в её глазах увидит сожаление. А она точно будет жалеть его. Его - будущего некромага!.. А ведь некромагов обычно боятся все в городе. И снова мучительно размышлял, что сказать Селене. Почему-то представить разговор с ней было сложней всего. А вдруг ей сообщение о сущности, заставляющей убивать, не понравится до такой степени, что она скажет: “Боюсь за своих детей!” и отправит его обратно? Что тогда?
А когда город остался за мостом и машина въехала в пригород, он словно очнулся и спросил, вспомнив о не менее важном:
- А… надолго меня туда? В Тёплую Нору?
- Пока не знаю. - Даже в голосе Белостенного тлела неопределённость. - Думаю, на время обычных школьных каникул.
Но Вереск вздохнул, затаившись: а если в деревне помогут? Там Трисмегист, Ривер, Коннор! Они сильные маги! Даже Джарри, который обладает громадной силищей, но не задаётся ни перед кем. И там Колр, который однажды уже помог, заблокировав дикую магию, которая в деревне чуть не убила его.
- Вереск, не возражаешь, если мы заедем в школу и возьмём кого-нибудь из ребят с собой? - спокойно спросил Ильм.
- Нет. Не возражаю, - чопорно от неожиданности ответил мальчишка.
Он стал думать о том, как увидит сестру, как она обрадуется ему. Как он обрадуется ей… Он даже представил, как они идут навстречу друг другу, постепенно ускоряя шаг, чтобы обняться - крепко, как обнимаются самые родные люди после долгой разлуки!.. А Космея при виде него насторожилась так, как будто заранее ожидала от него подлости… Он понимал её: ребята из деревни спасли его, помогли уйти из Старого города, а он… А он вернулся туда… Но внутренний Вереск поджал губы и ответил на её логичный вопрос, почему он здесь, так, как будто и не брат ей. Церемонно, как какой-то…
Суета и неразбериха на школьном дворе даже порадовала его, потому что захотелось в первую очередь увидеть, что у сестры не всё ладится. Очень захотелось. И было обидно, что он сам создал барьер между собой и Космеей. А Мускари, близко друживший с его сестрой, вообще не подошёл.
И только когда он увидел Коннора, а за его спиной ребят братства, что-то внутри вдруг улеглось, словно до сих пор там бушевала болезненно хлёсткая зимняя буря. Он успокоился. Как будто только одно появление Коннора подсказало, что всё будет хорошо.
Вереск еле усмехнулся, вспомнив… На школьном дворе пригородной школы он заметил хорошенькую незнакомую девочку-эльфа, которая, уходя со двора, оглянулась на него. В её глазах светился слабый интерес к нему. И сейчас он сильно желал, чтобы её интерес относился к нему самому, а не к его уродливо бритой голове и чёрной бесформенной хламиде. А ещё, вспоминая потом о ней, Вереск думал, что эта девочка и её интерес к нему как ещё одна хорошая примета. Может, и правда, всё обойдётся? Может, и правда - именно в Тёплой Норе ему помогут?
А потом приехал Джарри и доброжелательно сказал, что он и Селена рады, что он, Вереск, приехал в деревню на каникулы. И, сколько мальчишка ни всматривался, насмешки в его голосе не уловил.
А когда его встретила Селена… Он вышел из машины, ожидая града насмешек от ребят, высыпавших из других машин, но им было некогда смеяться над ним - он это видел отчётливо. А Селена торопилась к нему. Он недоверчиво смотрел, как она улыбается ему, но, когда она обняла его, стало так тепло, как будто она не просто поделилась с ним силой, но обвеяла невидимыми оберегами.
Он сорвался. И знал это. Вот только что именно сделал с подачи демонической сущности - он не знал. Но долгое время ловил на себе испуганные взгляды Колина. А ещё заметил, что процион Нот обходит его стороной, хотя до отъезда в храм они даже немного сдружились. Помрачнев, Вереск предположил: наверное, сущность заставила его убить проциона, но вовремя вмешался кто-то из братства.
Никто из братства не упрекнул его. Даже Мирт. Впрочем, Мирту самому доставалось от своего инициированного - не видениями, так настроением. Вереск сердито промолчал о том, что заметил: среди привычных колец его личного мастера инициации появилось ещё одно. Судя по радужному фону вокруг него, из которых для посвящённых складывалось порой даже имя, Мирт сделал блок от своего ученика.
Стиснув зубы, Вереск исподлобья следил за пальцами Мирта каждый час. И даже то, что его мастер инициации старается это кольцо надевать нечасто, не успокаивало. Было особенно обидно, потому что Вереск силу Мирта ещё ни разу не брал. И не просил. А ещё страшно завидно. Мирт чаще такой спокойный! Ему, Вереску бы, такой покой!
… И только сейчас, на кладбище, мальчишка догадался, почему мастер инициации время от времени закрывается от него. Вереск привык думать о том, что он может иной раз, в трудных для себя случаях, обращаться к Мирту за помощью. Но забыл, что связь идёт в обе стороны. Возможно, мастер инициации испытывает его, Вереска, чувства. И Мирту, привычному к покою, это как раз-таки очень тяжело. Хотя тоже - какой покой… Гарден, насколько успел заметить Вереск, до сих пор переходит в своё странное состояние, в котором отключается от внешнего мира. А Мирт наверняка из-за этого переживает… Вереск вздохнул.
А потом оглянулся, ибо, как сейчас выяснил, некоторое время стоял, обернувшись к Тёплой Норе, хоть её и не видно за деревьями и высокими кустами кладбища.
Игра… Она тоже как-то странно повлияла на него.
Он попал в команду Джарри. Как и братство, кроме Мирта.
Когда Ирма со своим дружком неожиданно для всех начала, как заправский снайпер, отстреливать противника, к которому относился и он, Вереск застыл, заворожённый её внезапной точностью, и даже громкая суматоха вокруг него не привела его в себя. Но, когда на него резко кинулся Колин и сбил с ног… Ярость вспыхнула такая страшная! “Этот оборотень позволяет себе!..” Додумать не успел: их обоих крепко взяли за воротники и так жёстко втянули по земле за защитный валун, что Вереск едва не выпал из куртки.
- Ну, что? - спросил запыхавшийся Джарри. - Живые?
И - эхом после его слов: над ним, падающим после удара Колина, летит порция краски, выпущенной из маркера Ирмы!
Ему помогли встать, и он мгновенно обернулся к сидящему всё ещё Колину, который побаивался вставать из-за тесноты за камнем. Протянул руку, за которую мальчишка-оборотень, не сомневаясь, вцепился. И снова эхо: кажется, Колин простил ему неудачное покушение на жизнь любимчика проциона?
… Оглянулся и замер.
Четверо магов тщательно выплетали в изголовье осевших от старости могил то, что разительно отличалось по цвету от серости унылого зимнего денька с вкраплением чёрного и тускло-белого. Казалось бы, бесконечное количество пентаграмм повисло в воздухе, наполняясь призрачным лиловым светом с живыми, легко перемещающимися внутри них потоками голубого и зелёного. На кончиках пентаграмм сияли солнечно-жёлтые круги, светящиеся крохотными ослепительно-белыми звёздами.
Вереск забыл, что надо дышать, забыл, что нужно моргать.
Странное сооружение напоминало какую-то башню, которую маги сосредоточенно достраивали. Причём вскоре, привыкнув к поразительному прозрачному строению, Вереск обнаружил, что чаще всего храмовники и учёный маг Понцерус обращаются с вопросами к Трисмегисту…
Вот они со всех сторон вписали в эту “башню” тонкие пронзительно-фиолетовые линии, которые поначалу выглядели суматошно пронизывающими магическую фигуру. Но вот Трисмегист выпрямился от основания “башни” и воздел руки над её вершиной. Фиолетовые нити взметнулись к его ладоням, а потом выстрелили вниз и в стороны. Получилось - теперь они, сами почти нереальные, держат всю композицию на себе.