Он немедленно развернулся к ней.
— Если хочешь, могу предложить успокоительное. Один жест — одно заклинание.
— Если просто успокоительное — согласна. Но спать уже… — Она повела плечом, глядя в его осунувшееся от усталости лицо. — Время… — снова попыталась объяснить она. — И ещё меня тревожит, как там эти двое. Очень тревожит. Нет, я помню, что в сторожке собранное с лета сено для наших коз, что домовые туда отнесли матрасы и одеяла. Но самой как-то неуютно, как подумаю…
— Ничего, — Джарри мягко улыбнулся ей. — Вилмор не постеснялся им сказать, что они некоторое время будут ночевать в сторожке, потому что сон у них беспокойный.
— Ну, тогда… — Она посмотрела на него вопросительно. — Спим?
— Нет, что-то у меня тоже не получается… Давай просто полежим?
— Давай. Джарри, я не всё знаю…
— Спрашивай.
— Тибр пришёл сразу, хотя ты сказал, что пройдёт дня три. Ты знал, что всё случится в эту же ночь?
— Нет, не знал. Тибр сказал, что семейная должна была вот-вот родить. Времени на раздумья у него не было. Тех, кто рожал в самой стае… — Джарри осёкся. — Нет, лучше об этом не говорить. В общем, Тибр испугался и за семейную, и за волчат. Поэтому он повёл её чуть от стаи — вроде как пробежаться. А в нужном месте, где у него была спрятана на всякий случай верёвка, он скрутил её и связал, после чего принёс к нашему столбу. Он надеялся, что успеет до родов.
— Если она его семейная, то почему он… нормальный, а она одичала?
— Он недавно примкнул к стае. Когда началась война, они были не вместе. Он искал её. А она почти сразу оказалась в стае и прожила с нею достаточно долго, чтобы деградировать. Кажется, это увлекает — дикая свобода. Он даже сначала решил, что это и впрямь замечательно — быть диким и забыть обо всех цивилизованных привычках. С Тибром я мало говорил, но даже в этих его кратких речах было кое-что сквозившее. Лёгкость бытия, понимаешь? Когда ни о чём не надо думать. Когда не надо соблюдать какие-то общественные рамки, кроме подчинённости сильнейшему. Во всём остальном полная свобода. Это ведь даже не волки.
Селена размышляла. Точней — пыталась вообразить тот мир с его обитателями, для которых нет никаких законов. Особенно милосердных. Слабейший — еда. Уставший и показавший это — еда… Но мысли о положении одичавших всё ещё путались, и думать хотелось о другом. Более практичном.
— Джарри, где мы их поселим?
— В гостевом доме, наверное, — с недоумением отозвался семейный. — Там, кроме Бернара, уже есть Александрит, а он сейчас терпимей относится к оборотням. И лишние комнаты наверху есть. И, по просьбе Бернара, мы почти доделали лестницу с выходом прямо в сад.
— Может, Аату и будет в этом доме жить, — задумчиво сказала Селена. — Но Тибр — с его маленькими детьми…
— В самом конце коридора второго этажа есть довольно просторная комната, — вспомнил Джарри. — Там волчата мешать никому не будут. Можно попросить Александрита сплести специально для них пару ширм. А там посмотрим. Если захотят остаться, у нас ещё и дома открытые есть.
— Джарри…
— М?
— Больше не могу. Что-то мне тревожно. Давай-ка сходим в сад, в сторожку. Что-то мне кажется, наши спасённые тоже не смогут заснуть после всех событий и лучше было бы с ними поговорить.
— Об этом я не подумал. А ведь и правда. — Джарри встал следом за семейной и принялся одеваться. — Они хоть и поели, но ведь на новом месте…
Из дома чуть не вылетели, хоть Селена и успела постоять в гостиной, прислушиваясь ко второму этажу. Но всё было тихо: время — около семи, по настенным часам. Промчались по детской площадке и уже спокойней пошли к сторожке. Только с улыбкой переглянулись, сразу сообразив, что каждый хочет спросить: "И что мы им скажем, если вдруг разбудим?", как раздался треск.
Распахнулась дверь сторожки — и на пороге появился взъерошенный Тибр, растерянно оглядывающийся. Едва только Селена подумала, что он просто после сна дезориентирован необычной обстановкой, как он заметил их и крикнул:
— Быстрей! Я не могу справиться!
Они бросились ему навстречу, а он стоял, вцепившись в косяк, словно не решаясь от него отойти, и то резко заглядывал в сторожку, то снова отчаянно смотрел на бегущих к нему. А потом всё-таки заскочил внутрь. Джарри опередил Селену, а та, подходя, машинально обернулась и увидела бегущего сюда же Коннора — за ним Хельми. И вбежала в сторожку. На сдавленный крик. На повелительный громкий голос Джарри.
Аату скорчился на полу, среди разбросанных постельных принадлежностей и сена, и когтями рвал на себе одежду, мешавшую ему дышать. Грудная клетка раздалась, уплощилась, рукава уже треснули по швам в плечах, так как удлинившиеся руки-лапы толстели и вытягивались всё дальше, стремительно обрастая шерстью. Оборотень хрипло дышал, но не рычал, а мычал от натуги. Серая рубаха на груди потемнела от крови — вместе с тканью оборотень рвал собственную кожу. Тибр жался к сложенным тюкам сена, рядом с дверью, а Джарри стоял над Аату, вытянув над ним руки, и снова и снова проговаривал заклинание, возвращающее оборотня в нормальный вид.
Селена прижала ладони ко рту. Почему заклинание Джарри не срабатывает?!
Тяжёлое дыхание за спиной подсказало, что в сторожку вбежали мальчишки. Коннор нетерпеливо прошёл мимо Селены и присел на корточки при Аату, мучительно дерущего одежду, которая его стискивала и душила. Посидев буквально мгновения, Коннор вскочил и встал близко к Джарри, просунул руки под его руки и, поймав момент, вместе с ним повторил заклинание возвращения. И добавил только в конце ещё несколько непривычных для слуха слов.
Изумлённая Селена оторопела: оборотень вытянулся на полу сторожки, часто дыша; линии тела начали возвращение к нормальному состоянию. Когда Аату полностью обернулся и пришёл в себя: полубезумные глаза прояснели, — он устало, помогая себе руками, сел на полу и, чуть развернувшись, прислонился к тюкам сена. Пока безразлично он осмотрел на себе окровавленные лохмотья одежды и поднял покрасневшие от напряжения глаза на тех, кто окружал его.
— Мне приснилось… — он проговаривал слова с отдышкой. — Мне приснилось, что я снова в стае и не успел деформировать конечности. Я… не хотел. Испугался. Я и так всегда очень медленно перекидываюсь, а сейчас…
Протиснувшись между всеми, к нему подошёл Хельми и присел перед ним. Узкая ладонь со сжатыми пальцами поднялась перед раненой грудью оборотня, а сонные глаза мальчишки-дракона уставились в снова, уже живее, когда он понял, кто перед ним, испуганные глаза Аату. Посидев перед парнем, Хельми поднялся и спокойно сказал:
— Сейчас придёт Мирт и перевяжет его. Кровь я остановил.
— Отойдите все к двери, — велел Коннор и взглянул над головой Аату. Выждав, пока все подчинятся его приказу, мальчишка-некромант недовольно спросил в пространство: — Почему? Почему вы не сказали сразу, что у него трудности с формой?.. Это я помню. Вы сразу сказали, что ещё немного — и его вычислят. Но вы забыли сказать, что именно с ним.
Селена взяла Джарри за руку, внимательно слушая разговор, звучащий односторонне. Понятно, что Коннор разговаривает с призраками, но что они забыли ему сообщить? То, что связано с плохим воздействием на парня заклинания возвращения?
— Когда это было? — сухо спросил мальчишка-некромант, и Аату вздрогнул, заворожённый молчанием и строгим взглядом Коннора над ним. Мальчишка опустил глаза на оборотня, отступил на шаг и спросил: — Аату, однажды ты проснулся в заброшенном храме. Как давно это было?
— Откуда ты знаешь? — хрипло поразился оборотень. Но все молчали, с любопытством глядя на него, и он, покосившись на Хельми, подтвердил: — Да, было такое. Ещё до войны с машинами. Только какой это храм… два-три столба осталось да подвальное помещение, где я решил выспаться, потому что на улице был дождь. Я шёл тогда из пограничья в город, работу искал. Утром проснулся — кошмары замучили. И всё. Пришёл в город. И забыл о том.
— Там, в подвале, на полу были какие-нибудь узоры?
— … Были, — после недолгого размышления отозвался парень. — Полно. На одном круге тепло было, я и забрался в него спать.