— Доктор сказал, если продолжите сдавать нормативы, стрелять и выполнять миссии — последствия могут быть самыми страшными. Вплоть до коляски.
И эти слова окончательно разрубили тонкую нить ещё теплящейся надежды. Оказаться в инвалидном кресле было перспективой ещё худшей и страшной чем уход с поста офицера, поэтому выбор был очевиден. И всё-таки принять горькую правду было отнюдь не просто. Ветер за окном усилился, солнце на несколько минут скрылось за длинным облаком, нагоняя тень и очень точно отражая внутреннее состояние молодого полковника.
— Чёрт. Почему в палату проникают капли дождя? Так не должно быть.
— Ты прав. Я скажу ответственным, чтобы заделали дыры в окне. Этот дождь и на меня попал. — Риза приблизилась к полковнику, осторожно обняла за плечи и затылок, положила подбородок ему на голову, закрывая от озлобившегося мира. Горло продолжало сжиматься в спазмах, а глазам никак не удавалось остановить поток слёз, что стекали по лицу и прятались в тёмных волосах её уже почти бывшего начальника.
========== 12 - Реабилитация ==========
— Всё, больше не могу!
Здоровой рукой мужчина захлопнул букварь и отшвырнул на край койки. Книжка перевернулась, открывая вид на обложку, с которой весело улыбались заяц с ежом, держа в лапах по начальной букве своего имени.
— Сэр, вы занимались только десять минут. Нужно хотя бы полчаса, давайте, я в Вас верю. — Риза взяла букварь и вернула её на живот Мустанга. В карих глазах мелькнула твёрдость, и мужчина, недолго помявшись, нехотя взял книгу в руки.
— Это унизительно.
— Никак нет. После подобных травм многих приходится учить говорить и связно выражать свои мысли, так что у Вас далеко не самый тяжёлый случай. Давайте.
Хокай была непреклонна в работе, непреклонна она была и в тех ситуациях, когда речь заходила о здоровье её начальника. И так как она оказалась единственной, кого Огненный алхимик боялся, а потому слушался, лечащий врач Мустанга сделал девушке предложение, от которого та не посмела отказаться: присматривать за сложным пациентом. Причём под термином «сложный» доктор понимал вовсе не тяжесть его травм, а характер. За три недели, что мужчина провёл в палате терапии, он умудрился довести до белого каления не только врачей, но и медсестёр, своими заявлениями, что не собирается терпеть «унизительные» — в его понимании — процедуры и врачебные манипуляции с его телом, обслужить которое он сам не мог. Угомонить своенравного пациента смогла только бесстрашная Хокай, отвесившая начальнику парочку словесных пощёчин и заявившая, что нытьё и попытки отстаивать собственную неприкосновенность ничем ему не помогут и лишь усугубят общее положение. И вообще он «не в том положении, чтобы отдавать приказы, а потому должен слушаться врачей» — это была почти цитата девушки, после которой Рой несколько дней лежал как в воду опущенный, но не пытался сопротивляться медикам.
То что у него появились проблемы с чтением и устным счётом выяснилось не сразу, но довольно своевременно — времени прошло не много и при необходимой реабилитации восстановить нужные функции не должно было составить особого труда. Но лишь при условии, что сам пациент отнесётся к этому со всей серьёзностью и готовностью, чего за Мустангом как-то не наблюдалось. Доктор заявил Ризе, что столь нетипичное поведение может быть вызвано сбоем в работе нервной системы и её перестройкой после полученных травм и выразил надежду, что в «скором времени» состояние полковника стабилизируется и он снова станет прежним собой.
В принципе, так оно и случилось.
Только прежние черты характера ещё не вернулись в полной мере и столь странная для Мустанга нерешительность и стыдливость ещё портила ему жизнь. Но Риза Хокай была отличным устранителем данных качеств, а также прекрасным стимулом упорно работать и восстанавливаться. Она его почти не оставляла, и Рой периодически задумывался, когда она успевает есть, спать и принимать водные процедуры. Да и Стальной теперь «висел» на плечах этой сильной девушки. Кстати о мальчишке.
— Как Эдвард? Ещё не разгромил тебе квартиру?
— Он в порядке, но после Ваших слов опасается приходить сюда — думает, что Вы сильно злитесь. — Хокай поджала губы и посмотрела с лёгким укором, который Мустанг, впрочем, мастерски проигнорировал.
— Правильно думает. И я сотни раз просил не «выкать», когда мы одни. — Мужчина перевернул страницу букваря и внутренне подобрался: звуки закончились и начались слоги. Это должно было быть легче, чем стоящие вместе глупые гласные, но почему-то Рой не был сильно уверен. В конце концов он никогда и предположить не мог, что, будучи способным прекрасно говорить, слушать/слышать и выражать собственные мысли его мозг вдруг разучится читать. «И считать» — напомнил он себе и подавил гримасу разочарования. — Приди он сюда — наверняка засмеял бы, а мне это не нужно.
Пока что радовало одно — зрение на левом глазу почти полностью восстановилось.
— Сэр, Вы… Рой, ты слишком плохого о нём мнения, — поправилась Хокай, заметив нахмуренный вид Мустанга. — Мальчик волнуется за тебя и продолжает себя накручивать.
Переход к более личным отношениям её беспокоил, так как осложнялся годами привычки. Да, они были знакомы с тех пор как ему было девять, а ей пять; да, они провели бо́льшую часть своей жизни рядом и знали всё друг о друге и, да, они безусловно испытывали взаимный романтический интерес. Но. На службе запрещались отношения между мужчиной и женщиной, если они являлись прямыми начальником и подчинённым. Да и согласно субординации она не могла столь фамильярно обращаться к чинам, старшим её по званию. В то время пришлось «вбить» в себя привычку «выкать», а теперь она не знала как эту привычку побороть.
— Мы со Стальным никогда особо не ладили, и ты это знаешь. Всё то время, что он был со мной я сотни раз пытался к нему подступиться и, чёрт возьми, иногда мне казалось, что вон оно — успех! Стена дала трещину! Но каждый раз эти моменты были столь кратковременны, что я порой сомневался, а не привиделось ли мне это. Да и если бы пацан действительно хотел меня увидеть, он бы пришёл. Во время тихого часа или ещё когда, когда я сплю и его не вижу — если уж он внезапно действительно так опасается моего гнева.
Слова Роя так и сочились сарказмом, но Хокай твёрдо решила не предавать доверие мальчика и не рассказывать полковнику, насколько прав он оказался в своих предположениях. Эдвард действительно навещал его. Каждый день. Стабильно после обхода медсестёр, когда Мустангу кололи обезболивающее и ещё какой-то нужный препарат, побочным действием которого была сильная сонливость. Каждый раз Риза предлагала Элрику остаться и поговорить с опекуном тет-а-тет, но каждый раз мальчишка отвечал отказом. А дома, в отведённой Эду комнате, постепенно копилась стопка детских рисунков, покрашенных в навевающие тоску цвета. Отстранённо Риза подумала, что если бы не приезд Винри и Альфонса Эдвард бы и вовсе потерялся в пучине вины, из которой никак не желал вылезать. Даже пушистый Ураган не мог надолго отвлечь ребёнка.
Ручка двери противно щёлкнула, извещая, что в палату вот-вот войдут.
— Ну как дела с чтением?
Лечащий врач полковника аккуратно закрыл дверь и приблизился к койке, с явным интересом посматривая на букварь в руках мужчины. Его была идея начать именно с этой книжки для детей.
— Паршиво.
— Уверен, всё не так плохо, — мужчина решил не заметить язвительного тона своего пациента и осторожно сел на край кровати, покрутив в ладонях маленький фонарик. — Прочти эти строчки. — ткнул пальцем в несколько букв.
— …Там, дум, дин.
— Ну вот, со слогами всё в порядке, а как насчёт слов?
— Лиса. Ворон. Кроко-ро-ди-крокодил, блин! Я всё понимаю, но в мозгу словно что-то щёлкает и чувствую себя полным кретином. Это же просто чтение! — Рой раздражённо, немного нервно вздохнул и, облизнув губы, уставился в окно, отвернувшись от доктора. Ему опять стало стыдно за своё состояние и хотелось провалиться сквозь землю.
— Двадцать пять плюс тринадцать.
— А?
— Отвечай.
— Устный счёт? — Мустанг недовольно скривил брови, но получив в ответ лишь серьёзные выжидающие взгляды как от доктора, так и от Ризы, сдался. — Тридцать три? Нет, тридцать восемь!