— Не будут, — засмеялась Лиза, — даже не мечтай.
— И почему это?
— А потому что к следующему году все школьники и так книгу наизусть выучат. Ну что, Ирочка наша дорогая, в шестьдесят пять жизнь только начинается. Так пожелаем же тебе всего-всего и, отдельно, огромных творческих успехов! Кстати, Вов, я хотела с тобой немного поговорить о материально-техническом обеспечении оных…
Глава 6
Двести семьдесят пятый год встречали по-разному. Ну, во-первых, «юбилей не юбилейный»: сорок первый год с переноса во времени. А во-вторых, дела и заботы года предыдущего разбросали народ по городам и весям. Иногда — очень далеко и от Школы, и от Москвы: Брунн, например, застряла в Африке. И добро бы где-нибудь в Александрии, так нет: унесло ее сначала на далекий Занзибар, а оттуда — в строящийся уже на континенте город. Не Дар-эс-Салам: после того как неутомимая путешественница всерьез занялась «материальным обеспечением новой колонии» и собственноручно распланировала возникающее на берегу большой лагуны поселение, новый город получил название «Бруннштадт».
Вообще-то название городу дала Марта Корочевна Пряхина — младшая дочь Ангелики и жена Паши Пряхина, третьего сына Жанны. Павел «пошел по стопам матери» и выучился на инженера-путейца, а Марта теперь была образцом «ботанички»: она, после обучения в сельхозинституте, носившем теперь имя Людмилы Алексеевны Пономаревой, принялась яростно внедрять полученные знания в местах, более чем далеких от Москвы. Правда на закладку плантаций гевеи в долине Ориноко она опоздала, но первую плантацию гвоздичных деревьев на Занзибаре разбила собственным ручками. А теперь — решала, каким образом новая территория будет обеспечивать население прокормом.
На месте из прокорма нашлась лишь кокосовая пальма, а из «интродуцированных видов» у Марты неплохо рос рис. Еще она высадила камелию китайскую и заложила небольшую плантацию бергамота, но результат — если все пойдет нормально — всяко не сразу появится.
Но — обязательно появится. Потому что, как высказалась Брунн при планировании города, «белый человек пришел сюда всерьез и надолго». И не потому она это сказала, что в ней «проснулись инстинкты предков», когда-то колонизировавших «Германскую Восточную Африку», а потому что — после странного «совещания» на девяностолетнем юбилее Марины — «Африка перестала быть могилой белого человека». Тогда все имеющиеся в наличии медики двадцать первого века как бы мимоходом обсудили «южное направление экспансии», причем обсудили с точки зрения профилактики разнообразных потенциальных зараз — и за прошедшее с того «совещания» время фармакопея совершила несколько производственных чудес.
Именно поэтому каждый кандидат на путешествие в знойную Африку месяц проверялся на «совместимость» с хлорохином и мефлохином — зато теперь любой белый человек в Африке был практически полностью защищен от малярии. То есть теоретически заполучить тропическую лихорадку он все же мог, но в легкой форме, что давало ему даже в таком очень неприятном случае существенные шансы не помереть до того, как его на месте окончательно вылечат акрихином. Ну а те, кто «проверку не прошел»… В конце-то концов Африка далеко, а дома тоже очень много мест, где можно героически потрудиться. В гораздо более спокойной обстановке: хотя в книжках врачи подтверждений не нашли, но Марина особо подчеркивала, что противомалярийные препараты — все как один — обостряют всяческие неврозы и проявляют скрытую шизофрению. Так что присмотреть за человеком в любом случае стоит…
А в степях за Ахтубой появились огромные плантации совсем не степной травы: кавказской полыни. Несколько аланских деревушек, которым было поручено выращивание данного сорняка, удивлялись «заскокам богинь» молча, ведь за горькую траву крестьяне получали больше, чем за какие-нибудь дыни или арбузы. А Алёна, делая из собранной с гектара полыни два десятка таблеток, очень серьезно обсуждала с Оскаром «планы на освоение Средней Азии»:
— Ты мне хоть примерно скажи, когда мы сможем организовать поселения в районе Кушанского царства? На севере где-нибудь, а районе Хорезма или Мараканды. Ведь царство это сейчас, Лера говорит, в состоянии распада, самое время кусочком земли там разжиться…
— А зачем?
— Эта полынь в низовьях Волги растет неплохо, но с моей точки зрения там она растет неправильно. По справочникам должно получаться из тонны сухой полыни минимум килограмм пять артимезина, а из той, что вырастает у нас, с трудом получается сорок грамм. Климат неподходящий…