— Ну почему? Ты же на экспериментальном обучил уже не одну тысячу молодых рабочих!
— Ну обучил. Но ты не учитываешь того, что завод мой находится в Москве, а Москва — совершенно уникальный город.
— А еще есть совершенно уникальная Тула, совершенно уникальная Рязань…
— Все же дослушай. Москва — город совершенно уникальный уже тем, что в городе не может быть больше ста тысяч постоянного населения. И каждый школьник уже начиная со средней школы знает, что здесь он — население временное. В городе всего-то пять относительно больших заводов, на которых работает около тридцати тысяч человек. Точнее тридцать тысяч взрослых в городе вообще хоть где-то работает. И потребность в новых работниках во всем городе — годовая потребность — не превышает где-то пятисот человек. А школы тут заканчивают в год уже тысяч десять, и вот московские школьники на моем заводе в основном и обучаются.
— Ну и что? Чем они отличаются от школьников рязанских или тверских?
— Мотиваций. Те, кто проходит обучение у меня, или у Сашки, или у Ксюши — все они… ну, почти все где-то в глубине души надеются, что они смогут остаться в родном городе. Но при этом прекрасно знают, что останутся только лучшие — и учатся работе изо всех сил. И это при том, что реально на обучение на заводах тоже приходят только лучшие выпускники, ведь половина школьников, способных трезво оценивать свои силы, сразу после школы уезжает на профобучение в другие города. Сама прикинь: у меня в экспериментальных цехах обучается в год до пятисот человек, у Сашки примерно столько же. У Ксюши, причем если со всеми её ПТУ считать, около тысячи. Ну и человек триста идет в институты, но они уже сразу знают, что жить и работать им придется в других городах. То есть мы можем переварить — в смысле принять на профильное обучение — примерно четверть московских выпускников при том, что к нам старается попасть уже три четверти — и понятно, что даже на обучение мы отбираем лучших. То есть парней и девчат, которые уже доказали, что они учиться умеют, и которые учиться очень хотят.
— То есть ты считаешь, что твой опыт использовать смысла нет…
— Не считаю. Но использовать его нужно осмысленно, с учетом особенностей даже не каждой отрасли, а буквально каждого конкретного завода. Ты на эту тему с Сашкой поговори, он как раз такой «специфики» нахлебался, запуская новые автозаводы. И у него опыт поактуальнее моего: прямо сейчас он перетаскивает производство грузовичков своих мелких в Ярославль. И завод-то он уже перевез, теперь как раз решает проблемы с рабочими. Только ты подожди, пока он с этим закончит, а то кроме ругани ты от него сейчас ничего не услышишь.
— И почему это?
— У него же по плану — тобой составленному плану — увеличение производства до тридцати машин в сутки. Соответственно, и число рабочих у него на этом производстве больше чем удваивается, а новых рабочих он в основном из Саратовского ПТУ привез.
— И что?
— А там основной контингент — это молодежь из Гардарики…
Филадельфия была первым городом, выстроенном в Америке. И выстроена она была, как оказалось позднее, «не на своем месте». Просто когда кто-то глянул на «старую» карту, именно это название попалось на глаза первым — а город поднялся возле устья Саскуэханны, километрах в пятидесяти от «будущего» Балтимора и километрах в девяноста к юго-западу от «настоящей» Филадельфии. Но не переобзывать же уже выстроенный город из-за таких мелочей! Тем более что на берегу Делавэра уже построили еще один город, Делавэром и названный…
Ну а Филадельфия стала городом не только первым, но и самым большим — потому что именно здесь получилось «наладить взаимовыгодное сотрудничество» с местным населением. Не очень большим — вокруг всего Чесапикского залива народу проживало, по самым оптимистичным оценкам, от двух до трех тысяч человек — но даже это немногочисленное население и позволило выстроить именно город.
Вокруг будущей тогда еще Филадельфии известняка найти не вышло: то ли искали плохо, то ли — как утверждала Лида — его там отродясь не бывало, а без известняка цемент сделать практически невозможно. Строить же город деревянный… Собственно, первые три года будущий город и представлял собой скопище деревянных бараков, однако в понимании приплывших поселенцев городом такой поселок назвать было нельзя.
Местные же жили практически в каменном веке (при том, что и камня, годного для изготовления первобытных инструментов тоже поблизости не было), и жили они классическими «родоплеменными общинами». Немного странными общинами: летом все племя (от двух до трех сотен человек) собирались в большой поселок неподалеку от залива, а на зиму разбегались, и каждый род (то есть каждая семья, редко две вместе) «переезжал» в небольшое стойбище в лесу. Где мужчины занимались охотой (там было на кого охотиться в изобилии), а женщины готовили еду, обрабатывали шкуры, воспитывали детей — в общем, жили именно так, как писалось про эту эпоху в школьных учебниках истории. Разве что Лера говорила, что летом женщины еще и земледелием занимаются — но туземцы (по крайней мере в районе Залива) еще до земледелия не доросли.