Потому что им земледелие особо и не требовалось: как раз летом в реках они очень успешно ловили рыбу, а в самом заливе собирали устриц — которых там водилось неисчислимые количества. А устрица, как известно, это не только ценный мех…
Заодно выяснилась и мелкая «лингвистическая» деталь. Лера где-то откопала информацию (в исторической литературе откопала), что речка Саскуэханна получила свое название по имени местного племени. И это имя в переводе означало что-то вроде «люди, питающиеся устрицами». Но оказалось, что на местном языке это слово (с поправками на произношение) означало всего лишь «река», и у туземцев любая река поэтому называлась саскуэханной — что первое время приводило к путанице в разговорах. Однако туземцы устрицами питались, причем питались так, что летом ракушки составляли как бы не половину их рационов.
То есть они ели всё же не раковины, конечно, а то, что внутри этих раковин — ну а сами ракушки выбрасывали. Поколениями выбрасывали, и возле их «летних поселков» пустых раковин валялись горы. Конечно, ракушки смешать с глиной, чтобы потом в печке сделать из них цемент, нельзя — но можно сначала их пережечь на известь, погасить её и уже потом мешать с глиной. Правда цемент при таком способе получается… все равно получается на порядок дешевле, чем притащенный из-за океана. А дрова нарубить в целом и не очень-то сложно, когда на сотню с лишним километров вдоль реки до самых Аппалачей сплошной лес.
Странный, на первый взгляд, календарь жизни туземцев объяснялся просто. Зимой основой их рационов были индюшки, в изобилии водящиеся в местных лесах. Но не в таком изобилии, чтобы прокормить сотни человек на одной поляне — и, к тому же, к весне поголовье индюшек резко падало. А летом было просто не холодно и устриц из залива доставать — и пока туземцы потребляли морепродукты, новое поголовье индюшек (вылупившихся как раз в апреле) быстро набирало вес, так что к октябрю мясные запасы в лесу были готовы к новому сезону. Но когда в Филадельфии были построены первые катера для сбора устриц «на известь», картина резко поменялась…
Спустя всего три года большая часть туземцев переселилась в окрестности Филадельфии и занимались большей частью разделкой устриц. Все же снабженные специальными «сачками с граблями» катера ежедневно привозили на переработку до двадцати тонн моллюсков, а с «мясом» их в печи совать было просто глупо. Не потому что «мясо жалко», а потому что известь с горелым мясом получалась гораздо хуже, да и дров требовалось чуть ли не втрое больше. А так как устриц собирали и зимой (ведь в воду-то лезть уже не надо), их хватало чтобы прокормить народу в несколько раз больше, чем вообще туземцев рядом жило. К тому же «белые пришельцы» научили местных жарить устриц в масле (пока — подсолнечном, но ведь скоро и оливы плодоносить начнут), диета обильно «разбавлялась» картошкой, овощами — и теми же индейками, которых теперь выращивали на фермах (причем сами же местные в основном этим и занимались). Правда, снова повторился «эффект внезапного роста численности населения»: туземки детей рожали практически ежегодно, а вот массово умирать младенцы (да и матери) перестали — но «методы борьбы с ситуацией» были неплохо отработаны и реальной проблемой многочисленные детишки не стали.
Тем более не стали, что все аборигены уже на третий год превратились в «национальное меньшинство»: в город приехало к этому времени чуть меньше пяти тысяч человек. Не просто так, «пожить на новом месте», а на работу: в Филадельфии заработал судостроительный завод, на котором строились речные баржи, на которых по Саскуэханне с Аппалачских месторождений водили уголь. И — железную руду, так что вырос и небольшой металлургический завод.
Первое время с судостроением были проблемы: двигатели для барж все же приходилось таскать из Европы. Но когда стало и своего металла достаточно, их стали делать на Филадельфийском моторном заводе. А чтобы эти моторы заправлять… До известного Лиде «самого первого месторождения нефти» в Титусвилле от Западной Саскуэханны было чуть больше ста двадцати километров.