Мне сообщили, что Питер задерживал стул сначала на несколько дней, а совсем недавно время задержки увеличилось до недели. Я был вынужден спешить: к недельному запасу фекалий Питер присоединил и удерживал в своем маленьком четырехлетнем теле содержимое большой клизмы. Ребенок имел жалкий вид. Когда он думал, что за ним никто не наблюдает, то для поддержки прислонял раздутый живот к стене.
Его лечащий врач пришел к заключению, что этот «подвиг» вряд ли мог совершаться без эмоций. В то же время он подозревал (и его подозрения позднее были подтверждены результатами рентгеноскопии), что у мальчика имелось растяжение ободочной кишки. Хотя тенденция к растяжению ободочной кишки, возможно, внесла поначалу свой вклад в формирование симптома, сейчас ребенок несомненно был парализован конфликтом, который он не мог вербализировать. О локальном физиологическом состоянии можно было позаботиться позднее с помощью диеты и моциона. В первую очередь казалось необходимым наладить общение с ребенком, чтобы добиться его сотрудничества.
У меня уже вошло в привычку обедать в гостях у семьи, прежде чем я решусь взяться за ее проблему. Моему будущему пациенту я был представлен как знакомый его родителей, пожелавший встретиться со всей семьей. Маленький мальчик оказался одним из тех детей, что заставляют меня сомневаться, стоит ли прятаться под маской. «Мечты прекрасны, разве нет?» — деланно сказал он мне, когда мы сели за стол. Его старшие братья быстро и с аппетитом поели, а затем сбежали из-за стола играть в рощу за домом. Питер же почти лихорадочно импровизировал в формате игры на тему, которая выдавала его главные тревожные фантазии. Типичный амбивалентный аспект «сфинктерной» проблематики состоит в том, что пациенты упрямо отказываются от тайны, которую с такими усилиями сохраняют в своем кишечнике. Ниже я перечислю несколько фантазий Питера и мысли, которые они во мне пробудили.
«Я хочу, чтобы у меня был слоненок прямо здесь, в доме. А потом он рос-рос и разорвал бы дом». В этот момент мальчик ест. Его кишечная масса приближается к точке взрыва.
«Посмотрите на ту пчелу — она хочет добраться до сахара у меня в животе». (Слово «сахар» кажется эвфемизмом, но оно означает, что у Питера есть «нечто» ценное в животе и что кто-то хочет до этого добраться.)
«Мне приснился плохой сон. Какие-то обезьяны залезали на дом, слезали и пытались войти ко мне». Пчелы хотели добраться до сахара у него в животе; теперь обезьяны хотят добраться до мальчика в его же доме. Увеличение объема пищи в желудке мальчика — рост слоненка в доме — пчелы охотятся за сахаром в животе мальчика — обезьяны охотятся за мальчиком в доме.
После обеда кофе подали в саду. Питер сел под садовый столик, подтащил к себе стулья, как если бы собирался забаррикадироваться, и сказал: «Теперь я в своем шалаше, и пчелам до меня не добраться». Опять он внутри огороженного пространства и опять подвергается опасности со стороны назойливо стремящихся проникнуть к нему живых существ.
Потом он вылез из убежища и показал мне свою комнату. Я полюбовался его книгами и попросил: «Покажи мне самую любимую картинку в твоей самой любимой книжке». Без колебаний Питер показал иллюстрацию: вода несет пряничного человечка прямо в открытую пасть плывущего волка. Мальчик возбужденно сказал: «Волк собирается съесть пряничного человечка, но он не сделает ему больно, потому что (громко) пряничный человечек не живой; еда не может чувствовать боль, когда ее ешь!» Я полностью согласился, размышляя над тем, что игровые вербализации Питера сходились на идее, будто все накопленное им в желудке было живым и грозило либо «разорвать» его, либо оказаться поврежденным. Я попросил мальчика показать картинку, которая тоже нравится ему, из какой-нибудь другой книжки, но не такая любимая, как первая. Он тут же отыскал книгу под названием «The Little Engine That Could» и открыл на странице, где был нарисован паровоз, пускавший клубы дыма и тащивший за собой в туннель хвост вагонов. На следующей странице паровоз выезжал из туннеля, но его труба… не дымила. «Видите, — сказал Питер, — поезд вошел в туннель и в темном туннеле умер». Что-то живое вошло в темный проход и вышло мертвым. Я больше не сомневался: этот мальчик фантазировал, будто наполнен чем-то драгоценным и живым, и если он удержит это в себе, оно разорвет его, а если выпустит, оно может выйти поврежденным или мертвым. Другими словами, мальчик был «беременным»!
Нужно было немедленно помочь пациенту посредством интерпретации. Сразу хочу пояснить, что не одобряю полового просвещения не подозревающих об этой сфере детей. Прежде с ними следует установить прочные, доверительные отношения, в противном случае оно произведет на них слишком сильное впечатление. Однако в данном случае я почувствовал необходимость «хирургического» вмешательства. Вспомнив о любви Питера к слонятам, предложил ему рисовать слонов. Когда мы более или менее научились изображать слониху и двух слонят, учитывая их внешние признаки, я спросил, знает ли он, откуда появляются слонята. С напряжением Питер ответил, что не знает, хотя создавалось впечатление, будто он хотел спровоцировать меня. Поэтому я нарисовал, как мог, тело слонихи в разрезе, с внутренними полостями и двумя отдельными «выходами»: для экскрементов и для детенышей. Затем сказал: «Некоторые дети этого не знают. Они думают, что „кака“ и детеныши выходят из одного и того же отверстия как у животных, так и у женщин». Только я собрался рассказать о том, что некоторые обстоятельства ребенок может понять неправильно, как Питер возбужденно перебил меня. Он сказал, что когда мать носила его в животе, ей приходилось надевать пояс, чтобы не дать ему выпасть при посещении туалета, и что он оказался слишком большим, чтобы пройти в ее отверстие. Поэтому ей пришлось сделать разрез в животе, чтобы его выпустить. Мать Питера ничего не говорила мне об особенностях беременности и кесаревом сечении. Как бы то ни было, я схематично изобразил женщину, заостряя внимание мальчика на том, что он запомнил из объяснений матери. Мой заключительный монолог звучал примерно так: мне показалось, что Питер считал, будто тоже мог иметь детей. И хотя в действительности это невозможно, важно понять причины его фантазии. Может быть, он слышал, что моя обязанность — понимать мысли детей. Если он хочет, то завтра я опять приду, чтобы продолжить нашу беседу. Питер не захотел. Но и первая встреча закончилась для него результативно — сверхчеловеческим опорожнением кишечника после моего ухода.