Оценив по достоинству качество материи и элегантность покроя, обе женщины вместе с Жаном Шарроном отправились к повозке. Отец повел лошадь в стоявший близ дороги сарай, а женщины вернулись в дом, нагруженные свертками с разной снедью.
— Да разве мы сможем съесть все это! — воскликнула Клотильда.
— А нас будет много, — ответила Фелиси.
«Нас будет много»… Эти слова наполнили сердце Катрин новой радостью и новым страхом: она радовалась празднику, который устроили в честь ее пятнадцатилетия, и вместе с тем боялась, что ей придется показываться еще кому-то в своем новом наряде.
За обедом Катрин усадили, как царицу праздника, во главе длинного стола, напротив отца. По обеим сторонам разместились сестренки, Франсуа, Мариэтта, Фелиси, Крестный с Бертой, дядюшка Батист, Жюли и Орельен и, наконец, Амели Англар. — Марциал тоже должен был приехать, — сказал отец, чертя своим ножом крест на каравае хлеба, который он собирался разрезать, но его не отпустили. Их там, в армии, держат строго! Разговор за столом поддерживали преимущественно дядюшка Батист и Фелиси. Старый мастер, по привычке, поддразнивал толстуху за ее цветущий вид, за профессию, за ее туалет. Крестная парировала его шутки, горячилась, но в момент, когда гроза уже казалась неизбежной, старик ловко ввертывал подходящее словцо, и Фелиси разражалась своим кудахтающим смехом.
За десертом чокнулись, и дядюшка Батист, высоко подняв свой стакан с сидром, провозгласил тост за Катрин, за ее пятнадцатилетие, за ее молодость и красоту. Катрин вспыхнула, чувствуя, что лицо ее становится одного цвета с платьем.
Короткий декабрьский день угасал. В доме-на-лугах не было другого освещения, кроме отблесков огня в очаге; свет его едва рассеивал сгущавшийся в комнате мрак. И все-таки после обеда начались танцы.
К глубочайшему изумлению Катрин, Франсуа извлек из ларя новенький красно-черный аккордеон. Один молодой парень, объяснил он, подручный мясника, одолжил ему этот аккордеон несколько недель назад, и Франсуа тайком от всех научился наигрывать на нем кое-какие танцы. Он мечтает со временем скопить немного денег и купить себе такой же.
Играл Франсуа еще неуверенно: то аккомпанемент не поспевал за мелодией, то проскальзывала фальшивая нота, но ритм был правильный и мотив можно было уловить. Для присутствующих ничего другого и не требовалось. Крестный танцевал с Катрин, а затем с Мариэттой, Жюли кружилась в паре с Амели, а Клотильда и Туанон тоже пытались подражать им и путались у всех под ногами.
Прислонившись к стене рядом с очагом, отец, Фелиси и дядюшка Батист смотрели, улыбаясь, на танцующую молодежь. Вдруг старый рабочий подошел к Фелиси, подхватил ее за талию и увлек за собой; все остановились, чтобы полюбоваться пожилыми танцорами. Когда вальс кончился, раздались дружные аплодисменты. Дядюшка Батист строил уморительные гримасы, делая вид, что у него кружится голова, а Фелиси, красная и запыхавшаяся, охала, смеялась и отдувалась.
— Ну! — воскликнул дядюшка Батист. — Ну, молодежь, что же вы стоите?
Ждете, чтобы старики снова показали вам поимер?
Франсуа заиграл новый вальс. Старый мастер взял Катрин за руку и подвел к Орельену, сидевшему в углу.
— Посмотрите на этого дурня, — сказал он. — Парень просто помирает от желания потанцевать с красивой барышней в пунцовом платье, но вместо того готов спрятаться в мышиную норку!
Посмеиваясь, он подтолкнул обоих подростков друг к другу. Катрин и Орельен закружились в танце. Орельен держался очень прямо, словно боялся дотронуться до своей дамы. Прежде чем Франсуа доиграл ритурнель, Катрин извинилась и отошла от партнера. «Я устала», — объяснила она. Орельен стоял посреди комнаты, не зная, что ему делать. Лицо его омрачилось. Катрин бросилась к Амели, потащила ее за собой.
— Потанцуйте-ка вдвоем, — сказала она, — я хочу немного передохнуть.
Опустившись на стул, она принялась разглаживать ладонью оборку на юбке.
Когда Катрин снова подняла глаза, она очень удивилась, увидав, что Амели и Орельен вернулись каждый в свой угол. Амели казалась такой же растерянной, как и Орельен. На какую-то минуту Катрин огорчилась за друзей, но тут же забыла об этом, глядя, как дядюшка Батист лихо отплясывает с Мариэттой стремительное бурре. Каблуки деревянных сабо громко стучали по дощатому полу, юбка молодой женщины развернулась колоколом, а старый мастер время от времени звучно вскрикивал: «Эх… эх!»
— Каков старикан! — вполголоса сказал Франсуа, наклоняясь к сестре. Никогда не скажешь, что он не здешний уроженец. Посмотри-ка, он танцует бурре так, словно занимался этим всю жизнь!