— В следующем году вам придется ездить в гимназию на автобусе, — продолжает учительница и снова икает, — и я хочу, чтоб вы знали: там у вас уже не получится выкидывать номера, которые многие из вас позволяли себе здесь. Я не хочу называть имен в такой торжественный день, но я должна сказать, что как (икает) Леннарту, так и (икает) Юхе придется быть поаккуратнее. Так что я вас предупредила.
Снова икает.
— Извините, не знаю, что это сегодня со мной.
Она стучит себя кулаком по груди.
— А в остальном мне было очень приятно быть вашим классным руководителем, и я хочу пожелать вам удачи…
Стук в дверь. Дверь открывается, и в класс входит мама Томаса. Учительница теряется. Икает. У мамы Томаса, одетой в черное, отчаянно-сосредоточенный вид, она ломает руки, обессилевшая от бессонницы.
— Он что, отправил мамашу за оценками? — шепчет Леннарт.
— Заткнись, свинья! — цедит сквозь зубы Пия.
Мама Томаса коротко, но приветливо кивает классу.
— Прежде всего я, естественно, хочу поздравить вас с окончанием средней школы, — медленно и мягко начинает она, — и попросить прощения, что мешаю…
У нее тонкий и очень усталый голос.
— Но я подумала, что вы, может быть, хотите узнать…
Она закрывает глаза, собирается с силами, делает глубокий вдох и продолжает:
— Потому что я знаю, как много вы все значили для Томаса и как он вас любил… Я не хотела омрачать такой выдающийся день, но я подумала, что, может быть, вы все-таки хотели бы узнать… что Томас… что Томас…
Ей не удается выговорить последнее слово. Она пытается подавить плач. Дети никогда в жизни не переживали более безмолвного мгновения, чем это. Куда деться от грозного Божьего лика? Они смотрят в парты. Как укрыть свою наготу? Стефан откашливается. У него в горле застряло что-то такое, от чего он не может избавиться. Йенни трудно дышать. Учительница икает. Юха смотрит прямо перед собой, ничего не видя. На класс, как секира, опустилась тень.
И мама Томаса выпрямляется и смотрит им в глаза.
Один-единственный раз.
И уходит.
Томас не смог больше ждать. Он больше не захотел тосковать. Теперь ему больше никогда не будет страшно.
Что все будут помнить, так это то, что в вечер окончания школы разбушевался шторм.
Все помпезные домашние празднования, которые Сэвбюхольм устроил в честь своих умников и умниц, пришлось перенести из садов в дома, сэвбюхольмцы причитали, вот ведь несчастье — подумать только, сколько труда было вложено в приготовления.
Юха, Йенни и Томас играют на детской площадке в Сэвбюхольме.
Томас качается на качелях. Все выше и выше, Томасу страшно, потому что он раскачивается быстро, но скоро он спрыгнет — на этот раз он пообещал себе, что решится.
Юха и Йенни кричат ему:
— Прыгай, Томас! Прыгай, Томас, прыгай!
Пока дети тихонько решают примеры в тетрадках, учительница сидит за кафедрой и заполняет тест на тип личности.
Он должен показать, кем ей следовало бы стать.
Кем ей следовало стать.
Если бы все не было…
У нее есть талант. У нее есть дар. Она чувствует такие нерастраченные силы.
Один глаз у нее красный. Она снова налетела на дверь. По крайней мере, так она утверждает.
Дети ей не верят. Пусть утверждает что угодно — но ходят слухи, что ее бьет муж.
В ее мире существует масса дверей, на которые постоянно налетаешь, и от этого каждый раз краснеет глаз.
Учительница складывает набранные баллы и констатирует, что она, как и следовало ожидать, художественная натура.
Она смотрит на часы и видит, что уже пора заканчивать урок.
— Ну что ж, — со вздохом говорит она, — закроем тетради и начнем Веселый час. Сегодня я хотела почитать книгу, если, конечно, никто…
Юха с готовностью тянет руку:
— Я приготовил рассказ!
— Очень интересную книгу, — продолжает она, не обращая внимания на Юху, — детектив, он называется «Десять негритят», а написала его…
— У меня есть рассказ! — снова перебивает ее Юха.
— Агата Кристи его написала, — уже не говорит, а скрежещет сквозь зубы учительница, все больше краснея, — и он ужасно интересный, и все там умирают…
— Пожалуйста, ну пожалуйста, я приготовил…
— А УБИВАЛ ВСЕХ СУДЬЯ! СЛЫШАЛИ? СУДЬЯ! А ТЕПЕРЬ ЮХА РАССКАЖЕТ СВОЮ ИСТОРИЮ, А Я ПОЙДУ В ЛАБОРАНТСКУЮ И НАДЕРУСЬ В СТЕЛЬКУ!
И, поправив прическу жестом, полным достоинства, она удаляется из класса.