Их не слышно, поэтому никто никогда не признается, что это правда.
Но это правда.
Они кричат.
Сэвбюхольм — это зловещий дракон, который взял сэвбюхольмцев в рабы и заложники. Они должны поливать лужайки, выравнивать гравий на дорожках, жечь листву и всеми правдами и неправдами держать этого суетного дракона чистым и опрятным, и некому им пожаловаться на свою беду.
Таков вот Сэвбюхольм, он есть там, где он есть. Если бы я спустился в метро, доехал до Технического института и там на станции «Эстра» пересел на Руслагскую ветку, то добрался бы туда за полчаса.
Вернулся бы.
Но я никогда туда не поеду, хоть это так близко. Потому что Сэвбюхольм — это рай. Мне туда нельзя. Сэвбюхольм не прощает предателей.
И плодовые деревья сыто свешивают ветви через забор, трава растет обильно и густо, в кустарнике поют птицы, а рододендрон пока не цветет — он зацветет, только когда хозяин дома уедет в отпуск, но уж тогда он будет цвести не одну неделю, милый мой.
Прости меня.
Если ехать по Сэвбюхольму, в нужных местах сворачивая направо или налево, поднимаясь на пригорки и снова съезжая вниз, то наконец окажешься на улице Юхи и Йенни. Их дома стоят так близко, что они могут махать друг другу, стоя у окон в гостиных.
Если повезет, то можно прийти как раз в тот момент, когда фонари загораются с внезапным щелчком и потом медленно, урча и розовея, нагреваются, — и в эту минуту Сэвбюхольм тихо сотрясается и по его спине пробегает дрожь удовлетворения.
За окном безветренный майский вечер. Уже довольно поздно. День медленно растворяется в печальной синеве, а ночи почти не будет.
Юха и Йенни играют с Томасом и Юхиной сестрой Марианной. Они смеются и галдят.
Как же называется эта игра? Тот, у кого мяч, бросает его о землю и, поймав его, кричит «стоп». Все остальные должны остановиться. Тогда тот, у кого мяч, должен выбрать кого-то из остальных, подобраться к нему, положить на ногу камешек и, подкинув его как можно дальше, сделать три шага вперед, плюнуть и встать там, где приземлится плевок, а потом наконец попытаться попасть мячом в кольцо рук выбранного игрока.
Халли-халло.
Так называется игра, и играть в нее можно сколько угодно.
По крайней мере, до тех пор, пока Ритва не откроет окно и не крикнет, что уже пора ложиться.
Еще не пора. Пока еще не пора.
— Марианна уж точно! — кричит Ритва, и ее голос эхом разносится по Сэвбюхольму. — Немедленно!
— Мне, наверное, тоже пора домой, — говорит Томас.
— Нет, еще не пора! — просит Йенни. — Еще немного!
— Ну еще немножечко! — уговаривает Юха.
— Мама с ума сойдет, если я вовремя не приду, — отвечает Томас, — вы же знаете, какая она.
Йенни и Юха со вздохом кивают. Конечно же, они знают, что такое мамы.
Отец Йенни открывает дверь, в которую тут же выскальзывает их собака.
— Йенни! — кричит он. — Иди домой! Бастер! Бастер!
Собака лает, учуяв кого-то.
— Ко мне, Бастер! Черт возьми, Бастер!
Отец Йенни перестает кричать, затягивается своей трубкой, бормочет «чертова собака» и возвращается домой.
— Но мы увидимся завтра, — говорит Томас.
— И послезавтра, — отвечает Юха.
— И послепослезавтра, — говорит Йенни.
— И все остальные дни тоже! — добавляет Томас.
Они расстаются. По дороге домой Юха ударяет мячом о землю. Марианна, обогнав его, уже дома. За лесом садится солнце. Оно теплое и оранжевое. Небо бледное, как серебро.
Юха изо всех сил кидает мяч о землю и кричит: «Халли-халло, мяч лети, прямо в тучи попади!»
Мяч описывает высокую дугу, и Юха радостно протягивает руки, чтобы поймать мяч в красивом и бесконечном полете своего детства.
Хочу домой!
Зима. Зима как зима, все бело и холодно, все будто замерло.
Я жду тебя на станции, которую уже давно, не останавливаясь, минуют поезда. Я жду, что один из них остановится. Пустой поезд, без машиниста и без кондуктора. В этом поезде потрепанные сиденья и затертые полы.