Отец вернулся поздно. Вначале мне подумалось, что он опять заглянул в казенку: его лицо было возбужденно, пылало, брови насуплены. Но, к моему удивлению, отец не смотрел, как обычно, виновато на мать, не принялся ругать очкастого мастера Адамыча. О чем-то думая, он долго мерил шагами каморку, а потом сел за стол и принялся что-то писать, старательно корябая огрызком карандаша в синей ученической тетради.
Мать тихонько поднялась с постели и, накинув на голые плечи шаль, присела рядом с ним. О чем они говорили, я не поняла. Только шепот матери был испуганный, просящий, но не сердитый. Лицо отца, наоборот, казалось решительным. Он то и дело встряхивал кудрями и в чем-то горячо убеждал мать.
С этого вечера отец начал уходить ежедневно. А мать каждый раз, вернувшись со смены, спрашивает, что он делал без нее. Я молчу.
Как только мои друзья появляются в каморке, отец забирает свою тетрадь и уходит.
Кланька достает из моей сумки букварь, и мы с Петькой принимаемся объяснять буквы. Она понимает плохо. Петька сердится, кричит:
— Ну как ты не понимаешь? Ведь здесь нарисован конь и буквами прописано, а ты читаешь «дом»!
Кланька мигает редкими ресницами.
— А он толстый и на дом похож, — хитрит она.
Мы не выдерживаем и смеемся. Кланька очень упорна.
Часто через тонкую стенку я слышу, как она зубрит буквы и слова. Но наутро опять все забывает.
— Доктор говорит, что сахару нужно больше есть, тогда и память будет, — жалуется она спокойно каким-то безразличным голосом. — Смешной доктор, ровно не знает, что тятька пропивает почти всю получку!
Кланька замолкает и прислушивается.
За стеной что-то упало, кто-то тихо вскрикнул. Кланька, отбросив букварь, бежит к двери. Я также соскакиваю с постели и бегу вслед за ней.
Тетя Поля бьется на полу. Исхудалая, с широко раскрытыми глазами и закушенной губой, она выкрикивает непонятные слова. Над ней, покачиваясь на нетвердых ногах, стоит растрепанный дядя Семен, отец Кланьки. Лицо у него бледное, с багровыми мешками под глазами. Одна его нога в сапоге, на другой болтается портянка.
— Ах, чтоб тебе!
Кланька с криком отталкивает отца и прижимается к матери:
— Не дам мамку! Не дам мамку бить! Уйди!
Одно мгновение дядя Семен непонимающе смотрит на нас, потом, растерявшись, начинает бормотать:
— Вот оно что! Вот оно какое дело-то. Кланюшка, дочка, да разве я ее трону? Понимаю ведь я. Полюшка, вставай. Получку я принес. Вот они кровные, все до копеечки! — Он начинает рыться в порванных карманах, вытаскивая смятые рублевые бумажки.
— О-о-о, душно!.. — кричит тетя Поля надрывно и тонко.
С полатей заглядывают вниз Кланькины братишки. Белоголовые и тихие, они жмутся друг к другу. По щекам меньшого катятся крупные слезы.
Угомонившись, дядя Семен пытается перенести больную на постель, но ноги его не держат, портянка разматывается, и он, запнувшись, падает.
Кланька дует матери в лицо, разжимает пальцами ее стиснутые зубы, старается напоить. Железная кружка прыгает в Кланькиных руках, вода льется тете Поле на грудь.
Я, не менее испуганная, помогаю подруге. Наконец больная, всхлипнув, затихает. Кланька заботливо укрывает ноги матери лоскутным одеялом. В ушах все еще звенят страшные выкрики. Дядя Семен пробует снять с ноги второй сапог. Он так и засыпает с ним в руке.
Бабушка Бойчиха
На другой день Лиза Кочнова, увидев на моей щеке царапину, спросила:
— Тебя побили дома, Ленка?
Чтобы не расплакаться, я молча отвернулась.
— А меня и бить некому. — Лиза громко вздохнула. — Нет у меня никого, кроме бабушки. Пусть бы лучше били, только бы не умирали, — тихо добавила она.
В этот день на уроках Лиза сидела притихшая, а когда мы с ней вышли из школы, она сказала мне:
— Пойдем ко мне, Ленка. Побегаем, поиграем...
— Нужно мамку спросить, а то опять попадет.
Из школы я всегда спешила домой. Мать не разрешала нигде задерживаться и строго следила, чтобы я приходила вовремя.
— А ты скажи, что у Бойчихи была, она тебя и не тронет. Мою бабушку все знают.
От изумления я раскрыла рот. Бабушку Бойчиху в Глухаревке знали все, от мала до велика. Это была высокая, с суровыми глазами старуха. Ходила она всегда с толстой суковатой палкой. Если случалось у кого-нибудь несчастье или просто неприятность, шли к Бойчихе за советом и утешением. Бабушку Бойчиху побаивались и уважали. На фабрике, зная крутой нрав старухи, никто из мастеров не решался трогать ребятишек в ее присутствии. Зот Федорович старался не попадаться ей на глаза. И даже хозяин при встрече с ней слегка наклонял голову. Когда мать выходила замуж и ее все отговаривали, бабушка Бойчиха, наоборот, одобрила выбор.