— Не... Не тронул. Груньку все таскает на руках...— В голосе Петьки прорывается ревнивая нотка. — Я ему вчера хотел поддать, а мать мне леща влепила.
— А он что?
— Он... Он как глянет на мать своими глазищами, да и говорит: «Если хочешь, чтобы мир в семье был, не тронь мальца. Я сам с ним сговорюсь». — Петька усмехается:— Рубаху мне свою отдал. Да еще ножик подарил. Думает — задобрит.
Петька разжимает ладонь и показывает складной ножик со сточенным лезвием.
— Может, он, Молчун, хороший? — в раздумье говорю я. — Если бы плохой был, так сразу бы наколотил.
— Знаю я! Подлизывается спервоначалу, а потом как зачнет лупить! Я сказал вчера, что все равно поддам ему, а сам сбегу.
— Ты что, спятил? Он еще не тронул тебя, а ты уж задираешься!
— Тронуть-то, правда, не тронул. Только глазищами зыркнул да в затылке почесал своей лапищей, как я ему все высказал.
— Если бить будет, так к нам беги. Отец тебя на работу определит. Сейчас знаешь как ребята на фабрике нужны!
Петька веселеет и, оглянувшись на Лизу, тихо спрашивает:
— Это кто с тобой?
Я, торопясь, рассказываю, а он украдкой рассматривает потертое Лизино пальто, подшитые черные валенки и старый пуховый платок.
— Вон что!
Недоверчивый огонек в его глазах исчезает, и он оборачивается к Лизе.
— Видал я твою бабку, — громко говорит он. —Ее все знают. Она умная. .
От скупой Петькиной похвалы Лиза краснеет, на щеках появляются ямочки.
Петька провожает нас до раздевальни.
Звонок уже был, в пустынном коридоре слышатся торопливые шажки батюшки. Мы спешим по местам.
Закон божий я люблю. В широкой черной рясе отец Андрей похож на кругленькую копилочку, что стоит на нашем комоде. Лицо батюшки розовое, все в подушечках и складках.
Мне нравится его тихий голос, шуршанье люстриновой рясы. Когда батюшка кладет свою мягкую ладонь мне на голову и заглядывает в лицо, я почему-то робею. Кажется, он видит меня всю насквозь и знает обо мне все-все: и хорошее и плохое.
Переступив порог, батюшка не спеша крестится, достает из кармана гребешок и расчесывает свою пышную, мягкую бороду. Потом, поправив на груди большой желтый крест, произносит:
— Помолимся, дети мои.
После молитвы мы садимся и раскрываем книги.
Сима тянет вверх руку:
— Батюшка, можно спросить?
— Спроси, спроси... В спросе нет ничего грешного.
За моей спиной недовольно шепчет Нюрка:
— О-о-пять не... не выучила, рыжая.
— Правда, что бог сильный и наказывает грешников? Папа вчера говорил...
— Папа твой умный человек.
— А правда, он тех грешников накажет, про которых вы говорили с папой? — не унимается Сима.
В классе становится тихо-тихо. Батюшка пристально смотрит на Симу и молчит. Затем, словно чего-то испугавшись, он торопливо отвечает:
— Все, все от воли божьей. Бог накажет грешников, а невинных простит. Все его чада любимые.
— А папочка говорит, что он скоро их всех...
Но батюшка не дает Симе докончить. Он сердито тычет в нее пухлым пальцем:
— Прочти «Отче наш»!
Сима морщится и склоняет рыжую голову над книжкой:
— Иже еси... Есть хлеб насущный...
— Постой! Постой! — останавливает ее батюшка. — Опять не выучила! — Он недовольно качает головой и ставит Симе двойку.
— Кокорева, повтори!
Ниночка густо краснеет, трясет кудряшками. Она читает бойко, скороговоркой. После нее батюшка спрашивает Нюрку.
Я уже не слушаю. Грешники, про которых говорила Сима, не дают мне покоя. Очень досадно, что батюшка не рассказал нам о них, как отцу Симы. «Наверно, это Зот Федорович и Серафима Львовна», — думаю я и вдруг слышу Лизин шепот:
— Лена, читай! Тебя спрашивают.
В этот раз я путаюсь и перевираю слова. Батюшка огорчен, но все же выводит мне тройку.
Наконец, молитвы прочтены. Отец Андрей приказывает закрыть учебники, приглаживает седые височки.
— А теперь споем.
Я всегда с нетерпением дожидаюсь этой минуты.
— Запевай, Емельянова, — говорит мне батюшка.
Забыв обо всем, я начинаю:
— «Верую во единого бога...»
Остальные девочки мне подтягивают:
— Ангельский голос, — хвалит отец Андрей. — Дар божий у тебя. Буду с самим говорить, как приедет.
Каждый год из нашей школы отбирают для церковного хора нескольких учеников с хорошими голосами. Обычно для отбора приезжает сам хозяин фабрики. Петь в церкви — мечта многих девочек. Певчим платят, а самое главное — они во время крестного хода идут впереди всех. Сейчас я не думаю об этом, мне просто хочется петь, чтобы все слушали меня.