— Люби, люби. Родителей грешно не любить. Отец твой хороший.
— Его все любят.
— Кто же еще любит твоего папу?
— Все, все. И дядя Никифор и дяденька Коля. И бабушка Бойчиха любит. А папка в школе учится, не в нашей, а в другой. Он с дядей Никифором учится. Они все учатся. А мамке не нравится.
Батюшка задает мне еще несколько вопросов, крестит и отходит. Я любящим взглядом слежу за каждым его движением и после урока даже забываю взять у него свой «Ветхий завет». В перемену озорничаю больше, чем всегда. Я рада, что батюшка похвалил моего отца.
Прозвенел колокольчик. Сейчас должна прийти Татьяна Афанасьевна. Проходит пять минут, десять — ее нет. Наконец является она. Наша учительница сегодня чем-то взволнована. Она то и дело вытирает платочком лоб и почти не слушает наших ответов. Она не замечает, что пушистая прядка волос спустилась ей на лоб и мешает смотреть. Если в коридоре слышатся шаги, она вздрагивает и оборачивается к двери.
И вот кончились уроки.
— Емельянова, останься, — говорит Татьяна Афанасьевна.
— Я тебя за воротами буду ждать, — шепчет мне Лиза, неохотно выходя из класса.
Я подхожу к столу и останавливаюсь перед учительницей.
— Лена, что ты приносила сегодня в класс? — тихо спрашивает она.
— Ничего не приносила, — удивленно отвечаю я.
Но Татьяна Афанасьевна переспрашивает еще раз:
— Вспомни! Может, что-нибудь у отца по ошибке захватила?
Вмиг в памяти проносятся спящий отец, голубой, выпавший из тетради листок, Петька, который помешал мне прочитать до конца, и последний момент: я прячу листок в какую-то книгу.
С криком я кидаюсь к парте, начинаю перетряхивать сумку, перелистываю каждую тетрадку, каждую страничку в букваре и задачнике. Голубого листочка нет. Значит, я сунула его в «Ветхий завет».
— Не ищи, Лена, он у батюшки, — говорит Татьяна Афанасьевна.
Я опускаюсь на скамейку.
— Что же мне теперь будет? Что мне будет? Меня теперь отец ругать будет, а мамка опять побьет!
Учительница пробует утешить:
— Не нужно плакать. Ты сегодня же скажи папе, что листок у батюшки, а маме подожди говорить.
— А он, батюшка, отдаст мне его? -
— Отдаст, — неуверенно отвечает Татьяна Афанасьевна.
Я собираю книги и понуро выхожу из класса. Лиза дожидается меня на улице. Солнце уже не светит. Небо низкое, тяжелое. На огромной старой липе притихли грачи. Увидя мое заплаканное лицо, Лиза начинает расспрашивать, и я рассказываю ей все.
— А ты не говори пока папке. Батюшка принесет, отдаст тебе. Он ведь тебя вон как любит — в хор устроил. Знаешь, Лена, пойдем к нам. Бабушка на смене, будем у нас уроки делать.
Скоро я забываю про злосчастный листочек, и мы уже весело болтаем о своих школьных делах.
Домой прихожу под вечер. Отца нет: он куда-то вышел. Быстро поужинав, я залезаю на полати.
— Что так рано? — спрашивает с тревогой мать. — Или нездоровится?
— Голова болит, — отвечаю я и затихаю.
С полатей видно покрытое белой пеленой поле, недалекое кладбище с серыми крестами и молчаливый темный лес.
Поиски
Просыпаюсь от тихой возни в комнате. Осторожно приподняв голову, заглядываю вниз. Отец в пальто и шапке. Он роется в моей сумке с книгами. Мать, стоя у комода, выдвигает ящик за ящиком, что-то ищет. Затаив дыхание, я слежу за их поисками.
— Нету здесь! Да откуда ей быть? — тихо говорит мать, отходя от комода. — Может, оставил где?
Отец в раздумье сдвигает на затылок шапку, смотрит в окно, шевелит губами.
— Нет, не должно быть. Нигде не оставлял. Хорошо помню — в тетрадке была.
— И сколько раз я тебе твердила, сколько раз просила, чтобы ты не ввязывался в этакое дело! Вот упрячут тебя, куда Макар телят не гонял, а оттуда не скоро возвращаются.
— Перестань! Ищи лучше.
Мать, тихо охая, опускается на стул. Она уже больше не ругает отца.
— Ленка утром проснется, допроси ее, а мне пора, — угрюмо бросает отец и уходит.
Мне становится жарко.
— Господи, спаси и сохрани от напасти! — шепчет мать.
Она долго бродит из угла в угол, перекладывая каждую вещь по нескольку раз. Подойдя к отцовскому сундучку, мать • вынимает какой-то бумажный сверток и, спрятав под кофту, куда-то уходит. От наступившей тишины мне делается страшно. За окном по-зимнему шумит вьюга.
Утром, едва забрезжил рассвет, мать снова принялась за поиски. Улучив момент, когда она вышла из каморки, я в один миг скатилась с полатей и, едва накинув пальто, выскользнула за дверь.
На улице метет. Школа еще закрыта, и я перехожу через дорогу к церкви. Здесь, прижавшись к церковной ограде, я долго стою в надежде увидеть отца Андрея и попросить, чтобы он вернул голубой листок.