Увидя нас, Ниночка вскрикнула ее, бровки поднялись вверх и стали похожи на две выгнутые подковки.
— Как вы сюда попали? — спросила она. — Сима! Сима, да иди же сюда!—закричала Ниночка. — Боб, да позови же ее! — обратилась она к гимназисту, который, сдвинув на глаза фуражку с лаковым козырьком, чуть усмехаясь, рассматривал нас.
Сима вместе с мальчишками гоняла мяч. В руке у нее была длинная изогнутая палка, которой она ловко орудовала. Обернувшись на зов подруги, Сима быстро очутилась возле нас.
— Ленка! — Сима засмеялась.
В ее желтых сердитых глазах мелькнуло любопытство.
— А мы в дырочку пролезли, — призналась я, обрадованная встречей со своими бывшими подругами по классу.
— В дырочку!..
У Ниночки глаза стали большими и круглыми. Долговязый гимназист, прищурившись, уставился на мои валенки, к которым были веревочками прикручены коньки.
— Здесь нельзя на деревяшках кататься: вы поцарапаете весь.лед, — произнес он сердитым голосом. — Пойдемте, девочки. — Он потянул Симу и Ниночку за руки от нас прочь.
— Отстань, Бобка! — воспротивилась Сима. — Ленка, хочешь наперегонки? Ты не слушай его. Это мой брат. Он на каникулы приехал.
— Сима, я маменьке скажу! — прервал ее брат. Обернувшись к нам, он сердито вполголоса добавил: — Идите отсюда!
Лиза благоразумно потянула меня за рукав к выходу. В это время музыканты заиграли что-то очень веселое, а вверху, над площадкой, вспыхнули зелеными огоньками фонарики.
— Не пойду! — вдруг вырвалось у меня.
— Нет, пойдете! — настаивал гимназист, уже сердясь.
— Нет, не пойду...
На наш громкий спор начали собираться катающиеся. Подкатил и Петька. Лихо сдвинув шапку, он загородил нас с Лизой от рассерженного гимназиста.
— В чем дело? — Петькины глаза гневно заблестели.
Брат Симы попятился, хотя и был выше Петьки почти на две головы. Может быть, все бы обошлось мирно и тихо, но какой-то мальчик, толстый и неуклюжий, перемигнувшись с Бобом, подъехал к Петьке сбоку и сильно толкнул его. Под общий смех Петька растянулся на льду. В следующую минуту, когда он вскочил, я увидела, как с курточки гимназиста посыпались на лед оторванные желтые пуговицы, а сам он, закинув ноги, барахтался в огромном сугробе за беговой дорожкой. Петька, покрасневший от гнева, сжав кулаки, стоял, окруженный восхищенными мальчишками.
— А ну, полезь еще! Так наподдам!
Гимназист и не думал приставать. Он выбрался из снега и побежал на другой конец катка кому-то жаловаться.
Сима и Ниночка бросились вслед за ним. Хотя мы и ушли тут же с катка, но были довольны, что Петька проучил обидчика, и всю дорогу громко смеялись. Больше же всего я была довольна собой. Впервые в жизни я набралась смелости возражать не равному себе.
Так проходят дни. Все чаще и чаще я начинаю посматривать на фабричные окна. Меня тянет туда. Там Петька и Кланька. Мне хочется быть вместе с ними. Однажды я попросила Дуню Черную устроить меня на фабрику.
— Еще успеешь погнуть спину, — сказала она нахмурясь. — Поправляйся. Отец приедет — его дело, куда он тебя определит. Может, еще учиться пойдешь. Не вздумай бабушке сказать. Она обидится. Помни, ты ей не в тягость. Мы все помогаем ей. Не думай, что ты одна осталась.
Я, однако, сказала о своем желании бабушке Бойчихе, не вытерпела.
— Если тянет — иди. Перечить не буду, — неожиданно согласилась она. — От матери к тебе перешло. Руки работы просят. Душа тоскует.
И вот ранним мглистым утром бабушка Бойчиха, взяв меня за руку, повела на фабрику.
Сердитый сторож в овчинной шубе до пят и в огромной, точно грачиное гнездо, шапке задержал нас в проходной:
— Куда это?
— А ты не видишь? Убери лапу-то, бирюк!
Сторож поспешно отступил, что-то ворча.
Миновав широкий двор, мы входим в низкий подвал с нависшим, тяжелым сводом. Сверху падают редкие капельки воды. Потолок покрыт ими, точно мелким бисером. Мои ботинки громко отстукивают по цементному скользкому полу.
— Сейчас к мастеру пойдем. Да ты что побледнела-то? Держись за руку, — говорит бабушка Бойчиха и открывает дверь.
Мастер сидит за высокой конторкой. Он быстро-быстро щелкает костяшками счетов. Пальцы у него длинные, крючковатые.
— Чего, скажешь? — спрашивает он, поворачивая в нашу сторону маленькую гладкую, похожую на куриное яйцо голову. Большие очки в медной оправе придают ему вид совы.
Бабушка Бойчиха выталкивает меня вперед:
— Вот, Адам Иванович, работницу привела.