Вскоре после этого события на двор к Арсеньевой пришел Илья Сергеев, просил, чтобы Арсеньева разрешила Михаилу Юрьевичу окрестить только что родившегося у него сына. Арсеньева, пожав плечами, дала разрешение, и Миша пошел в церковь исполнять обряд. В это время он был рассеянным, вялым и раздражительным, но так любил Илью, что ради него готов был забыть о своих печалях; он выпросил у бабушки подарки для новорожденного и захотел пойти посмотреть, как живут молодые. На это бабушка охотно согласилась.
Кума пошла вперед предупредить хозяйку, что идет Михаил Юрьевич, за ней медленно пошел Илья Сергеев. Он бережно держал руку Мишеньки; сзади шли Андрей Соколов и Дарья.
Эта супружеская пара так редко оставалась вдвоем, что они очень обрадовались возможности побыть и поговорить без свидетелей и поэтому отстали. Заметив, что вокруг нет никого, Миша сказал Илье, что ему очень хочется знать, что произошло 14 декабря на Сенатской площади. От него все так скрывают, будто он ничего не поймет. Тогда Илья Сергеев сказал, что никому другому он бы не открылся, потому что ежели узнают, то пропала его голова, но Мише он скажет. Говорят так:
— Пришли крестьяне к Кондратию Федоровичу и стали ему докладывать, как плохо они живут, как теснят их помещики и царь. Затуманился свет Кондратий Федорович и стал совет держать со своими товарищами — братьями Бестужиевыми, как бы народ ослобонить. Бестужиевы говорят:
«Что ж, мы готовы бунтовать, да чины на нас маленькие, никто нас слушать не станет. Да и тебя, как чиновника, никто не послушает, потому что от века еще не было, чтоб штатский войском командовал».
Тогда кликнули клич, и сиятельный князь Трубецкой сказал, что он поведет войско в бой против нежеланного народу царя. С тех пор стали скликать офицеров, которые говорили солдатам:
«Пойдем супротив царя!»
Бестужиевы все свои полки на площадь вывели, а за ними побежал народ, и все стали кидать в царя камнями и поленьями, как их научил Кондратий Федорович. И все дело довели бы до конца, но сиятельный князь Трубецкой испугался и стал размышлять: «Чего я пойду! У меня имения много, и живу я хорошо. А вдруг удачи не будет и голова моя с плеч упадет?» Царь тем временем говорит: «Раз нет у них командира, надо их всех картечью перебить!» Вот начали пальбу царские войска. Тут погибло народу больше, чем в сражении, а царь велел площадь оцепить и взять бунтовщиков живыми или мертвыми. Пушкари же не желали целить в Кондратия Федоровича, в Бестужиевых и в их товарищей, которые кричали: «Долой Николая! Долой нового царя!» И всех их сохранили и скрыли, чтобы они убегли. Но они отказались бечь, говорят: «Мы должны пойти к новому царю и объяснить ему, как он должен царствовать».
Вот и пошли они к Николаю и говорят ему:
«Ты должон народу дать землю, ослобонить народ от власти помещика, должон царить не самовластно, а с выборной Думой, чтобы они тебя останавливали, ежели народ того потребует».
Еще они много хотели сказать, но царь поднес им по чарке вина и потребовал, чтоб они выпили для храбрости, а то, дескать, устали за день и должны подкрепиться. Они поблагодарили его и поверили ласке, все выпили и тотчас же повалились как мертвые, потому что он их сонным питьем попотчевал. Тут царь созвал немцев, которых держал у себя во дворце, и велел бунтовщиков в каземат запереть.
А коль скоро полковник Пестель узнал, что совершилось, тотчас же он своим товарищам велел вести войско в Питер, чтобы по дороге народ приставал к ним. И так бы они могучей стеной дошли бы до столицы и было бы войско у Пестеля неисчислимо, но царь послал своих немцев опоить сонным зельем и Пестеля и его товарищей. И как только их взяли, всех вместе их гноили в одном каземате.
И вот, пока они сидели в каземате, царь время от времени посылал к ним своих немцев, и они говорили мученикам:
«Не бойтесь, господа. Вы немножко посидите, а там царь вас всех отпустит. А то он занят сейчас — всё ваши наказы читает и крестьянам волю готовит».
Но не прощение готовил он мученикам, а петлю и оковы. Ночью, когда видеть никто не мог, вывели на свалку пятерых и стали вешать.
Кондратий Федорович стал письмо жене писать перед смертью, но не дали ему докончить, велели одеваться и повели. Как накинули ему петлю на шею, петля его отказалась держать: он в яму свалился и разбился в кровь. Генерал немец подъехал на коне, посмотрел, а Кондратий Федорович ему сказал:
«И повесить-то у нас не умеют!»
Генерал испужался, говорит своим немцам;
«Вешайте его скорей!»
А Кондратий Федорович ему отвечает:
«Давай свой аксельбант, гадина, дело будет тогда верное!»
Видит генерал, что делать нечего, отдал аксельбант. Тут Рылеева второй раз подняли, а он сказал:
«Хоть я и помираю как злодей, но пусть меня помнит народ! За правое дело гибну!»
Тогда велел немец бить в барабан, чтобы не слышать, что говорит Кондратий Федорович. И все солдаты на месте казни стояли сами как приговоренные, пока со всеми пятерыми покончили. А других мучеников стали палачи терзать: мундиры с них сняли, сабли их сломали, а их самих одели в саваны и погнали под конвоем немцев в Сибирь, чтобы они шли без передыху…
Илья Сергеев отер слезы, катившиеся крупными каплями из его глаз. Мальчик, совершенно потрясенный, молчал, вперив темные, тяжелые глаза в небо, которое низко спускалось над полем.
Вдруг издали раздались голоса Андрея и Дарьи: супруги потеряли из виду Мишу и Илью, не заметили, что они с улицы свернули в поле. Когда все соединились, то лица у Миши и у Ильи были совершенно необычны, но, сколько ни бились Андрей и Дарья, ничего не могли узнать, и оба очень огорчились, что не смогут донести Арсеньевой, какой разговор они пропустили.
Ночью Миша не мог заснуть. Он понимал, что нужно скрывать свои сомнения, не уступить горчайшим истинам и собственной немощности. Надо с самого детства приобрести навык скрывать все, что волнует душу, и не растерять того, что хранилось в ее недрах. Наоборот, надо дать вызреть в немом гневе всему, что ложится на сердце. Надо обладать беспредельной гордостью, чтобы высоко держать голову, имея цепи на руках и на ногах!
Глава VI
Поэма Бестужева-Марлинского. «Куст прелестных роз». Переезд в Москву
В конце лета приехали гостить Раевские — мать и сын. Они собирались в Москву. Миша с удивлением узнал, что Святослав весной оканчивает университет. Известие это поразило Мишу. Сколько лет Святославу: шестнадцать? Семнадцать? В этом году он окончит курс наук и станет взрослым человеком. Подумать только, Святослав Раевский в этом году окончит учение, а он, Михаил Лермантов, которому скоро исполнится двенадцать лет, еще не начинал учиться как следует!
Занятия Миши постоянно прерывались, потому что бабушка очень любила гостей — она принимала у себя соседей, ездила в гости к тем же соседям и к родственникам, и в Пензу, и в Чембар, и в Тамбов, а иногда и дальше.
Книг в Тарханах мало, каждую приходится доставать с трудом; все журналы и альманахи он перечитывал без конца. Бабушка сердилась, когда Миша жаловался на отсутствие книг, даже хотела сжечь стихи Рылеева и «Полярную звезду», но Миша сказал, что они потерялись, а на самом деле спрятал книги так, что никто их отыскать не мог.