— Что ж это ребятишки-то наши? Ай ушли куда?
— Барышни Семеновы к нам не захотели, — ответила Анна Михайловна, — где ж им с прачками знаться!
Тетеньки сидели, переговаривались. Тихий летний вечер стоял во дворе, зажигались первые звездочки… В подтягинском доме кое-где засветились огни. А за углом дома шумели, играли и веселились ребята, и никому дела не было, что Соня сидит здесь одна, что не бегает с ними в прятки, не поет с ними «Что тучки принависли…». Как будто и не было никогда Сони в этом дворе.
Кузьминишна уходит
— Мам, а какие это — забастовщики?
— Ну, которые против царя идут.
— А почему?
— А потому, что думают, что они умнее всех, — вмешалась Анна Ивановна. Она стирала в кухне и слышала их разговор. — Устроят смуту, а люди потом без работы сидят. Да разве с царем поборешься?
— Мама, — через минуту начала Соня, — а наш художник, горбатенький, забастовщик был?
— Что ты! — Мама далее засмеялась: — Какой же он забастовщик!
— А он же говорил: кто работает, тот и хозяин. А Тая говорит, что если бы их отец услышал, так он бы нашего художника в тюрьму посадил.
— И посадил бы, — подтвердила мама, — потому что — не болтай! И тебя посадят, если болтать будешь, да отправят по этапу.
— По этапу?..
Соня уже знала, что такое отправить по этапу. Ей живо вспомнился мрачный рассвет и в серой моросящей мгле глухой звон кандалов… Шеренги понурых людей, все в одинаковых шинелях с бубновым тузом на спине, на голове — странные, смятые картузы без козырьков… Они шли рядами, прикованные друг к другу, и железные кандалы погромыхивали на ногах…
Соне стало страшно, но мысли не давали покоя. Мама велела от нее отстать и не разговаривать про забастовщиков. Тогда она постаралась выяснить другой вопрос.
— Мам, а мы кто — мещане или мужики?
— Мы — мужики, — ответила мама, — крестьяне.
— А почему?
— Потому что из деревни пришли. Из крестьянской семьи.
— Мам, а почему мужики хуже?
— А уж им так по священному писанию положено, — опять вмешалась Анна Ивановна. — Мужик от Хама происходит.
Соня обиженными глазами посмотрела на маму. Что же она ничего не скажет Анне Ивановне?
Но мама не поднимала головы от шитья: она опять ставила заплатки на какое-то белье.
— Мам, — Соня дернула ее за фартук, — правда, да?
— Да ведь я в школу не ходила, священного писания не знаю. Люди говорят, что так.
— А как же! — Анна Ивановна распрямила спину над корытом. — Я сама икону такую видела. Иафет наверху — он самый главный, правит всеми; Сим — тоже главный человек, над всеми войсками. А Хам в самом низу, под ногами, оборванный, землю сохой пашет. Вот от него и мужик пошел — самое низкое звание.
Соня учила «закон божий» и хорошо знала историю старого Ноя и его сыновей — Сима, Хама и Иафета. Она сама, вместе со всем классом, возмущалась поступком Хама — он посмеялся над своим старым отцом!
И вот вдруг теперь оказывается, и она, и ее мама, и ее отец происходят от самого презренного человека — от Хама!
— Да, бог так и сказал, — продолжала Анна Ивановна: — «Ты, Иафет, праведный, ты будешь землей править. Ты, Сим, будешь всем войском командовать. А ты, Хам, за свою подлость будешь наказан. Всю жизнь будешь землю пахать!»
— Мам, правда? — Соня опять дернула маму за фартук.
— Раз священное писание так говорит — значит, правда, — ответила мама, не поднимая головы.
Отец между тем пришел со двора и мыл руки под краном. Он выслушал, что сказала Анна Ивановна, и, усмехнувшись, покачал головой:
— Истинная правда все это. Мужик землю пашет, горбом своим хлеб добывает, господ кормит, и войско кормит, и царя кормит. И нет-то ниже человека, и все-то над ним хозяева, и самая-то он распоследняя скотинка! Сесть рядом с мужиком и то зазорно! А его хлеб — ничего, едят! А подумали бы так-то: не будет мужика — так и мы с голоду помрем. Деньги-то есть не будешь, если тебе мужик хлеба не посеет.
Соня переметнулась к отцу:
— Пап, а царь тоже без мужика не может?
— И царь без мужика не может.
— А мещане могут без мужика?
— Да мещане-то первыми с голоду без мужика помрут!
И выходит так, что не последний человек — мужик. А что он первый человек. Но тогда почему же и сесть с ним рядом зазорно?
— Вот это самое и они говорят…
— Кто, пап?
— Ну, забастовщики-то.
— Умники! — Мама подняла голову от шитья. — Заглаголили! И что это у тебя, Соня, вечно в голове? То тебе одно надо знать, то другое. И все какие-то вопросы неподходящие. А уж ты-то, Иван!