— Садись с нами! — позвала Лизка Соню.
Но Соня сказала «спасибо» и отказалась.
— Пообедаешь — выходи, — сказала она и убежала.
Как хорошо показалось ей во дворе! Как вольно здесь дышалось после затхлой Сапожниковой квартиры! Какие красивые тополя дремали в полуденном зное над старым забором!
Во дворе никого не было, только бегал Коська верхом на палочке, воображая, что ездит на коне. Клушку тетенька загнала в сарай. А весь двор, между флигелем и сараем, заполнили белоснежные сохнущие простыни. Прачки вывесили белье.
Соня послонялась по двору. Было скучно, неизвестно, чем заняться. Стекляшки надоели. В салочки или в пряталки поиграть не с кем…
Неожиданно около мусорного ящика Соня увидела кучку мягких угольков. Видно, кто-то вытрясал здесь самовар. Соня выбрала несколько угольков и принялась рисовать на заборе всяких барынь. Особенно старалась она рисовать им туфли на высоких каблуках — уж очень интересно на таких каблуках ходить!
Но мама всегда покупает Соне башмаки на пуговицах и всегда такие большие, что даже носок загибается. Она говорит, что это на вырост. Соня подрастет, нога у нее станет больше, и башмаки тогда будут в самый раз!
И вот Соня придумала. Она побежала домой, отыскала в своем ящике с лоскутьями две пустые катушки. А потом раздобыла веревочку и привязала эти катушки к своим башмакам вместо каблуков.
— Это что, это что! — засмеялась мама. — Анна Ивановна, посмотри-ка, чья это барыня здесь ходит на высоких каблуках?
Анна Ивановна вышла из своей комнаты с пачкой бумажных листьев в одной руке и пучком зеленых проволочек-стебельков в другой.
Они обе смотрели на Соню и смеялись. А Соня ходила по комнате на катушках, будто на высоких каблуках, и это ей очень нравилось.
Потом мама сказала:
— Ну, хватит. Отвяжи эти катушки, а то еще ногу свихнешь. А башмаки сними — чего в такую жару зря обувь трепать! Сейчас и босиком бегать можно.
Вечер во дворе
В сумерки прачки сняли с веревок белье, а сами вышли посидеть на лавочке. Двор чистый; с одной стороны флигель, с другой — сарай, а за спиной тот самый высокий забор, над которым поднимались густые кроны лип, а иногда таинственно показывали красные венчики какие-то волшебные цветы. Уличного шума здесь было совсем не слышно.
— Пойдемте к тетенькам играть, — позвала подруг Оля. — Они велели, чтобы мы у них играли.
Соня охотно побежала в тот закоулок двора, где жили прачки. Толстая Домна Демьяновна, гладко причесанная, в чистом голубом фартуке, занимала почти половину скамеечки. Рядом сидела ее племянница Анна Михайловна. Ребята звали их тетеньками: тетенька старая и тетенька молодая. Молодая у них считалась красавицей: у нее были толстые каштановые косы и синие глаза с огромными ресницами. Только улыбка не красила ее — крупные зубы налезали друг на друга, и казалось, что их слишком много во рту. И ноги у нее были совсем больные, изуродованные ревматизмом, никакие башмаки ей не годились. Так и ходила всюду в мягких растоптанных туфлях.
Смелая Оля один раз спросила, почему это у нее такие ноги. И тетенька молодая ответила:
«Потому что я с четырнадцати лет за гладильной доской по целым дням стою. А пол у нас каменный, холодный. Вот и стали у меня такие ноги от ревматизма».
Тетеньки сидели на лавочке. А их работница, чернобровая Паня, уселась на порожке квартиры. Они сидели, положив на колени натруженные руки, и тихо переговаривались, изредка роняя слова… Говорить было не о чем, ничего не случилось за день. Никаких газет они не читали. И книг не читали. И в кино не ходили. Только придут заказчики, принесут белье в стирку или возьмут чистой… Единственное развлечение у тетенек — это сходят в церковь под праздник, когда всем идти положено, испекут пироги в воскресенье да посидят летним вечером на лавочке. Потому тетеньки и любили смотреть, как играют ребятишки, — они и посмеются вместе с ними и ссору их рассудят, если случится.
Первыми прибежали Соня и Оля. Бойкая Оля обогнала Соню и заняла место около тетеньки молодой. Соня поспешила занять место около тетеньки старой. Следом за ними прибежала Тонька, потом сухопарый Коська. Немного погодя пришла Лизка-Хрипатая, неумытая, растрепанная. Неожиданно прибежал Лук-Зеленый, такой же неумытый. Хозяев не было — что за охота сидеть одному в душной комнате за верстаком! Он и так не видел воздуха — и работал там, и ел там, и спал там же, на полу, под верстаком… Только и видел небо и солнце, когда хозяева гоняли его за чем-нибудь в лавку.