— Смотри, не обмани, пойдем на деревню-то.
БИТВА
Никита и Мишка Коряшонок пошли на деревню через сад и пруд короткой дорогой. На пруду, где ветром сдуло снег со льда, Мишка на минутку задержался, вынул перочинный ножик и коробку спичек, присел и, шмыгая носом, стал долбить синий лед в том месте, где в нем был внутри белый пузырь. Эта штука называлась «кошкой», — со дна пруда поднимались болотные газы и вмерзали в лед пузырями. Продолбив лед, Мишка зажег спичку и поднес к скважине, «кошка» вспыхнула, и надо льдом поднялся желтоватый бесшумный язык пламени.
— Смотри, никому про это не говори, — сказал Мишка, — мы на той неделе на нижний пруд пойдем кошки поджигать, я там одну знаю — огромаднеющая, целый день будет гореть.
Мальчики побежали по пруду, пробрались через поваленные желтые камыши на тот берег и вошли в деревню.
В эту зиму нанесло большие снега. Там, где ветер продувал вольно между дворами, снега было немного, но между избами поперек улицы намело сугробов выше крыш.
Избенку бобыля, дурачка Савоськи, завалило совсем, одна труба торчала над снегом. Мишка сказал, что третьего дня Савоську всем миром выкапывали лопатами, а он, дурачок, как его завалило за ночь бураном, затопил печь, сварил пустых щей, поел и полез спать на печь. Так его сонного на печке и нашли, разбудили и оттаскали за виски — за глупость.
На деревне было пусто и тихо, из труб кое-где курился дымок. Невысоко, над белой равниной, над занесенными ометами и крышами, светило мглистое солнце. Никита и Мишка дошли до избы Артамона Тюрина, страшного мужика, которого боялись все на деревне, — до того был силен и сердит, и в окошечке Никита увидел рыжую, как веник, бородищу Артамона, — он сидел у стола и хлебал из деревянной чашки. В другое окошечко, приплюснув к стеклу носы, глядели три конопатых мальчика, Артамоновы сыновья: Семка, Ленька и Артамошка-меньшой.
Мишка, подойдя к избе, свистнул, Артамон обернулся, жуя большим ртом, погрозил Мишке ложкой. Трое мальчишек исчезли и сейчас же появились на крыльце, подпоясывая кушаками полушубки.
— Эх, вы, — сказал Мишка, сдвигая шапку на ухо, — эх, вы — девчонки… Дома сидите, — забоялись.
— Ничего мы не боимся, — ответил один из конопатых, Семка.
— Тятька не велит валенки трепать, — сказал Ленька.
— Давеча я ходил, кричал кончанским, они не обижаются, — сказал Артамошка-меньшой.
Мишка двинул шапку на другое ухо, хмыкнул и проговорил решительно:
— Идем дражнить. Мы им покажем. Конопатые ответили: «ладно», и все вместе полезли на большой сугроб, лежавший поперек улицы, — отсюда за Артамоновой избой начинался другой конец деревни.
Никита думал, что на кончанской стороне кишмя-кишит мальчишками, но там было пусто и тихо, только две девочки, обмотанные платками, втащили на сугроб салазки, сели на них, протянув перед собой ноги в валенках, ухватились за веревку, завизжали и покатились через улицу мимо амбарушки и — дальше по крутому берегу на речной лед.
Мишка, а за ним конопатые мальчики и Никита начали кричать с сугроба:
— Эй, кончанские!
— Вот мы вас!
— Попрятались, боятся!
— Выходите, мы вас побьем!
— Выходите на одну руку, эй, кончанские! — кричал Мишка, хлопая рукавицами.
На той стороне, на сугробе, появилось четверо кончанских. Похлопывая, поглаживая рукавицами по бокам, поправляя шапки, они тоже начали кричать:
— Очень вас боимся!
— Сейчас испугались!
— Лягушки, лягушата, ква-ква!
С этой стороны на сугроб влезли товарищи — Алешка, Нил, Ванька Черные Уши, Петрушка — бобылев племянник и еще совсем маленький мальчик с большим животом, закутанный крест-накрест в материнский платок. С той стороны тоже прибыло мальчиков пять-шесть. Они кричали:
— Эй, вы, конопатые, идите сюда, мы вам ототрем веснушки!
— Кузнецы косоглазые, мышь подковали! — кричал с этой стороны Мишка Коряшонок.
— Лягушки, лягушата!
Набралось с обеих сторон до сорока мальчишек. Но начинать — не начинали, было боязно. Кидались снегом, показывали носы. С той стороны кричали: «Лягушки, лягушата!», с этой: «Кузнецы косоглазые!» То и другое было обидно. Вдруг между кончанскими появился небольшого роста, широкий курносый мальчик. Растолкал товарищей, с развальцем спустился с сугроба, подбоченился и крикнул:
— Лягушата, выходи, один на один!
Это и был знаменитый Степка Карнаушкин с заговоренным кулаком.
Кончанские кидали кверху шапки, свистели пронзительно. На этой стороне мальчишки притихли. Никита оглянулся. Конопатые стояли насупясь. Алеша и Ванька Черные Уши подались назад, маленький мальчик в мамином платке таращил на Карнаушкина круглые глаза, готовился дать реву, Мишка Коряшонок ворчал, оттягивая кушак под живот: