Мущщины долго потом сидели, выпили чутка — дорожную, да за знакомство, да на ход ноги. Устали и разложили полки наверху, ну чисто полати[24] получились! Залезли наверх, да и дали храпака, и даже дым табашный, клоками плавающий по вагону, ничуть им не мешает.
А внизу сразу посвободней стало, я даже на сидушку с ногами залез — чтоб в окошко глядеть, значится, шею не вытягиваючи.
— Что маешься, малец? — Добродушно поинтересовался дядинька по соседству, по виду из мещан, — Никак живот прихватило? Ничо, скоро остановка будет, можешь в нужник привокзальный сбегать. Знаешь, что это?
Киваю важно.
— Не совсем тёмный значит? Хе-хе! Пятнадцать минут стоять будем. Знаешь, что такое минута? Нет? — Дядинька важно вытащил самонастоящие часы в блестючем медном корпусе и показал на стрелки, — Это минуты, значит. Вот так — тик-так… и шестьдесят раз. Протикало шестьдесят раз, и минута прошла.
— Спасибо, дядинька!
— Дядинька, — Усмехнулся тот, — Фрол Кузмич.
— Спасибо, дядинька Фрол Кузмич!
— К станции подъезжать будем, — Учил меня дядинька Фрол Кузмич, — так машинист прогудит, чтоб приготовились. Потом, когда отъезжать будет — тоже, чтоб поторопились.
Его прервал гудок, и дядинька хлопнул меня по спине, подталкивая к двери.
В нужнике привокзальном сидел мало — всё боялся, что поезд без меня уедет. Ан нет, успел загодя, и сильно загодя.
— Держи вот, — Фрол Кузмич, пересевший к нам и успевший разговориться с Михал Андреичем, слезшим с верхних полок, сунул мне в руки большой медный чайник, — Воон… вишь? Кубовая[25]. Там кипятком разжиться можно, как раз чайку и попьём!
Накинув сызнова зипун, бегу стремглав по утоптанному снегу, а ну как поезд уедет!? Отстояв немного в очереди, налил кипятку и снова бегом, стараясь не расплескать на себя горячую воду из тяжёлого чайника.
— Шустрый! — Одобрительно сказал Фрол Кузмич, — Не пропадёшь!
— Сидор Поликарпыч говорил, что родные его в учение отправляют, как негодящего к крестьянскому труду, — Сказал Михал Андреевич, и мне сразу стало стыдно, аж ухи заполыхали.
— Родные? Не мать с отцом? — Поинтересовался Фрол Кузмич.
— Тётка… троюродная.
— Да, брат… и неласковая небось? То-то! У такой, хоть ты себе горб от работы наживи, а всё никчёмным и бестолковым будешь! В городе-то оно, знамо, несладко. Пока выучишься ремеслу, всю шкуру со спины снимут, да не раз! Но коль выучишься, так оно получше-то будет, чем в деревне.
Киваю истово. Уж я в люди выбьюсь! Обещался же Саньке пройтись по деревне в сапогах да с гармошкой, так и пройдусь! Что знали все, что важным чилавеком стал.
Спалося плохо. Много люда в вагоне-то, и все то храпят, то ветра пускают, то бродить начинают. И табачище смолят, коль проснулись. Что за радость-то? Мы с Чижом пробовали курить, как взрослые — гадость как есть. Только во рту будто нужник устроили да горло потом до самого вечору саднило.
— Ярославский, — Потягиваясь спросонья, сказал дядинька Фрол Кузмич, — подъезжаем. Запоминай, малец! Чай, не кажный день по железке катаешься-то!
Агакнув, прильнул к окну, не отрываясь. Потом встали и остальные, поснедали вместе.
На душе будто кошки скребут, тошнёхонько. Ан и хочется в люди выйти-то, но спина аж загодя болит, палки да вожжи чуя. Выучусь! Вот только когда это будет? Да и Тот-кто-внутри может ворохнуться невовремя, а тады ой…
Катались по путям туды-сюды долго, я ажно устал с лавки подскакивать. Приехали наконец, и люд в вагоне стал выходить, переговариваясь громко.
Вышли, и меня ажно заколотило, так взволновался. Страшно! Но глядел вокруг, как дядинька Фрол Кузмич велел, а то ведь стыду не оберёшься! Спросят меня, где что на вокзале, а я и не знаю. Позорище! Раззяву такого уважать не будут!
Мущщины недолго прощались, потом Сидор Поликарпыч взял меня за плечо, чтоб не потерялся, и повёл в сторону извозчиков. Я ужо знаю, кто это такие — видывал ещё в Костроме, на станции.
Неужто поедем? Как господа? Хотя да… Москва, говорят, огроменный город. Не станет Сидор Поликарпыч ноги из-за меня бить. Шутка ли, цельный прикащик!
Сидор Поликарпыч долго торговался с извощиком, но у меня ажно в ушах шумело, так даже не знаю — почём. Ехали как господа, я только и пялился по сторонам. Правду говорят — здоровенный город!
«Деревня» — С непонятной тоской сказал Тот-кто-внутри, снова посылая картинки снившихся городов, и снова замолк. Зато я оклемался немного, хучь на человека похож стал, а не на юрода глупого. Мало слюней не напустил, на город глядючи!
24
Полати — лежанка, устроенная между стеной избы и русской печью; деревянные настилы (нары), сооружаемые под потолком. Наполатяхможно спать, так как печь долго сохраняет тепло.
25
Кубовая — отдельно стоящее небольшое одноэтажное здание на территории пассажирской станции с встроенным специальным оборудованием для подготовки и водоразбора горячего кипятка и холодной воды для питьевого водоснабжения пассажиров пассажирских поездов.