А тут девять! Потом ишшо училище, профессионально-техническое. Шутка ли! Анжинером наверное был, покудова попаданцем не стал и память не повредили супостаты. То-то меня к машинерии всякой тянет!
— Ставь чайник, — Приказал мастер Сашке, глянув на висящие над печкой ходики, — да баранки доставай!
Рассказываю, значица, да чаёк из блюдца попиваю. С сахаром, по-господски! Ну и вежество соблюдая, конечно. Не хрущу сахарок-то, как белка орехи, а скромно. А то ить в другой раз и не пригласят!
— Сходу? — Переспросила Марья, призадумавшись, — С порога орать почала?
— Агась!
— А я те говорила! — Оживилась Жжёнова, обращаясь супругу, — Что на рынке ея облаяли! Хучь у неё и хайло здоровое да вонючее, ан нашлась и на неё управа.
Как и все бабы, Марья любила почесать языком, но муж ейные опытный, даром что старше почитай на десять годков! Знай, кивает себе да помалкивает. Но от дружков знаю уже, что и по столу кулаком стукнуть могёт, а то и вожжами приложиться. Момент понимает.
— Убили! Как есть убили! — Раздалось со двора и мы прильнули к окнам. Прасковья Леонидовна, простоволосая, визжала во дворе.
— Тиатра! — Восторженно сказал Мишка, — А это что у ей под глазом? Никак ссадина?
— Да ну, — Возразил Пашка, — с такого-то расстояния рази увидишь?
Дмитрий Палыч за супружницей не выскочил, и визг её скоро стал таким… победительным.
— А чтоб тебя, ирода, разорвало!
Она крестится с силой, вбивая пальцы в плоть до синцов.
— Господи! Накажи его! Все обиды мои зачти ему! И глаза открой…
— Тьфу ты, Господи, — Сплюнул Федул Иванович, — никак она верх берёт!
Глянув на меня, пробормотал что-то, переглянулся с супружницей и сказал:
— У нас сегодня переночуешь, на кухне. А то она ить в таком состоянии забьёт тебя до полусмерти, прости Господи! Завтра с утра явишься как ни в чём ни бывало, ясно?
— Ясно, дядинька Федул Иваныч!
— А сейчас с глаз моих, все трое! И чтоб до самого вечору не появлялись! Всё едино работа у вас не пойдёт. Моя-то дурища уж побежала любопытствовать, и почнёт сейчас носиться туды-сюды безголовой курицей. Нам-то с Антипом и то нервенно будет, а вас и вовсе издёргает. Ишшо напортачите чего. Ступайте!
— Хороший у вас мастер! — Хвалю его, ссыпаясь по лестнице, пока Прасковья Леонидовна окружена любопытствующими бабами.
— А как же! — Дрын надувает грудь колесом и выглядывает из дверей, — Побежали!
— Он умный, страсть! — Чуть погодя говорит Мишка, когда перестали бежать, — Ну, чем займёмся?
— Айдайте с Авдеевскими подерёмся! — Предлагаю я.
— Мы ж с ними не враждуем, — Хмурит лоб Сашка Дрын.
— А мы и без вражды! — Мне на днях снилося новая ухватка, и аж распирает, как опробовать хочу, — Чисто из антиресу!
— А и пошли!
Ничо! Хозяйка за севодня и за ночь подостынет малость, с утра и бить почти не станет! Так, за волосья рази только потаскает. Хуже токмо, что завтрева без еды сидеть. Вот это да, тяжко.
А хозяин, ён не злой! Сгоряча рази только колодкой кинет, иль за волосья, да об стол. А так чтобы бить, нет такого!
Но то завтра!
Глава 8
— Такой сладкоголосый-то, — Упоённо рассказывала взопревшая от долгой ходьбы Прасковья Леонидовна, поминутно утирая красное потное лицо концом цветастого плата, — ну чисто соловей! Молоденький совсем батюшка, а глаза такие умственные — сразу видно, святой жизни человек и мудёр! Я опосля службы подошла на исповедь, так веришь ли, такая чистая-чистая таперича, будто душенька в бане побывала!
— Где, говоришь? — Полюбопытствовала жадно соседка, супружница жестянщика Анкудина Лукича. Справная баба, всё при ей, и хозяйка справная. Один только грех — любопытна, страсть!
— На Варварках! — Охотно откликнулась хозяйка, отдуваясь, — Не ближний свет, вестимо, аж все ноженьки стёрла, пока дошла.
— Ишь ты! — Качнула головой тётка Дормидонтиха, — И не лень тебе?
— Душенька дороже! Я как исповедалась батюшке, что в гневе срываюсь, бываючи, на ангелочков своих, кровиночек, так и полегшало!
«Чёртова ханжа!» — Пробурчал Тот-кто-внутри, пока вожуся во дворе, отчищая снег и посыпая дорожки золой.
Хмыкаю, соглашаяся, да видно — вслух, так что бабы повернулися. Побуровив меня взглядом недолго, Леонидовна вспомнила, что она из церквы и пока ещё така, просветлённая.