Данил Дёмин
Детство
1 Апреля
Мальчишка лет десяти в своей лёгкой курточке и кое — как надетой шапке, шёл, неумело насвистывая какой — то забавный во всех отношениях мотив себе под нос. Совсем недалеко от его дома, в лесу, было заброшенное здание больницы, которое он совсем недавно обнаружил. Мальчик поспешил рассказать о находке старшим товарищам, которые приняли решение сделать её своим «штабом» и назначили сбор на сегодняшний день. Именно сегодня они должны были забраться внутрь и всё там осмотреть.
Мальчик весь дрожал от нетерпения и когда прохожие не могли его видеть, от быстрого шага переходил к бегу, вскоре, однако, вспоминая, что он не должен так волноваться, ведь его могут засмеять и начать снова называть маленьким. На подходе он совсем успокоился и специально, для большей убедительности пошёл ещё медленнее. На заднем дворе бывшей лечебницы где ребята условились встретиться, никого не оказалось. Мальчик стал осматриваться, ходя из стороны в сторону и вращая своей маленькой головой. Наконец остановившись, в явном недоумении он отвернул рукав своей куртки и посмотрел на венчавшие тонкую белую ручку часы, подаренные ему совсем недавно. Выходило, что он немного опоздал, но не могли же они уйти без него? Его точно должны были дождаться, просто, наверное, перепутали место. Паренёк стал обходить всё здание по кругу, пытаясь хоть что — нибудь услышать, однако тишина поглощала всё — даже птиц слышно не было. Пройдя два круга и не найдя никого, он решил всё же зайти сам и, подойдя к главному входу, остановился перед ним. Разбитые, корявые деревянные двери показались ему уж очень страшными, но разве это могло его остановить? Ведь на кону его репутация. Не может же он сказать, что испугался идти один, да и наверняка они все уже там.
Отворив со скрипом дверь которая тут же захлопнулась за ним, он оказался в плохо освящённом помещении. Сперва он почти ничего не видел, но, когда его глаза привыкли к темноте он обнаружил лестницу и стал медленно подниматься вверх. Второй этаж явился зрелищем неописуемо ужасным по своей сути. Дневной свет проникавший сквозь разбитые окна старой больницы освещал что — то похожее на разбросанные всюду части человеческих тел и политый чем — то красным бетонный пол и стены пыльного, всюду потрескавшегося кафеля. Мальчик застыл в ужасе, цепляясь глазами то за одну, то за другую деталь этого кровавого пейзажа. Животный, беспредельный страх охвативший его в мгновение приказывал ему кричать, звать на помощь и бежать, бежать как можно скорее. Он повиновался.
Не помня себя, плача, громко всхлипывая, мальчик пустился вниз по лестнице и вырвавшись из здания споткнулся о ступеньку. Уже лёжа на земле, он повернулся к зданию больницы, и оно показалась ему монстром из испанского музея, который хочет сожрать его как тех, кто уже был внутри него. Он снова бросился бежать, не разбирая дороги от слёз, застилавших глаза. Спустя какое-то время, он выбежал к дороге и увидел людей, обрадовавшись, как может радоваться человек, который ничего не соображает от страха, мальчик кинулся к прохожим.
— Там, там в больнице… Убили, там убили их.
— Кого убили, мальчик? Где твоя мама? Ты вообще отсюда? — ответил ему полный, сутуловатый мужчина скорее всего просто вышедший прогуляться.
— Их убили… В больнице… там — он указал трясущимся пальцем направление к больнице.
— Мальчик не шути так и иди домой! Толстяк зашагал дальше со спокойной душой и улыбкой на лице.
Мальчик не знал, что делать, как им сказать? Он побежал сначала к женщине, которая тоже была рядом, потом к ещё одному человеку и ещё одному, слыша от всех почти то же самое «Не шути так; иди домой; да, да, очень смешно; а лицо то какое скорчил». У него больше не было сил. Он сел на асфальт и заплакал.
Это было первое апреля.
1 Июня
Мальчишка, нахмурившись, стоял на газоне соседнего дома. Его ножка нечетко отбивала нервный ритм, руки были совсем по-взрослому скрещены, а брови хмуро сдвинуты. Он чего-то ждал. Доселе незнакомое, но почему-то казавшееся ему очень близким, чувство одолевало его: тяжëлое бремя ожидания и незащищенности, сливавшиеся в нем воедино, ни на минуту не давало ему покоя. Это была занимавшая все пространство его души, сжимавшая его волю в твердый кулак тревога.
Наконец на горизонте появились они — компания Старшего. Они двигались быстрым, нагло — уверенным шагом, всего их было человек восемь и, казалось, что количество надвигающихся на него бритых голов стало тождественно ходу времени. Его пробил холодный пот. Ком подступил к горлу и теперь не давал ему дышать. От спокойствия не осталось и следа. Старший, только приблизившись, коротко бросил: